Театральная площадь

— Неужели я ошибся? Ну что ж. — Скрипач спрятал пропуск и удалился подпрыгивающей походкой. В дверь вошли три юные стройные гражданки, которые производили примерно такой же шум, как веселые беззаботные птицы. Оживленно щебеча о чем-то своем, они с любопытством посмотрели на Опалина и, беспрепятственно пропущенные вахтером, скрылись в недрах здания. Иван же отчего-то вспомнил встреченную ночью незнакомку, которая бежала от театра, и загрустил.

— Товарищ Опалин? Прошу за мной. Я провожу вас к коменданту.

Опалин повернулся, и тут во входную дверь вихрем влетела гражданка в черной каракулевой шубе до колен и громадной шляпе с перьями, какие любили носить еще в начале века. Гражданка, с умопомрачительной скоростью передвигавшаяся в сапожках на высоченных каблуках, чрезвычайно заинтересовала Ивана, но его ждали, и он зашагал за сопровождающим, решив отложить удовлетворение своего любопытства до другого раза.

Узкие сводчатые коридоры, старинный паркет под ногами, ощущение плотности стен, которое возникает только там, где они простояли очень-очень много лет, — и вот, пожалуйста, кабинет с высоким потолком и обязательным для всех официальных учреждений портретом Сталина на стене. Опалину бросился в глаза огромный стол, уставленный телефонами, и возле стола — печь-буржуйка, у которой грел руки коренастый рябой гражданин в форме с петлицами.

— Свободен, — распрямившись, буркнул он провожатому Опалина, и тот, скрипя сапогами, удалился. Комендант всмотрелся в лицо гостя, который представился и объяснил цель своего визита.

— Будем знакомы, — сказал комендант, — я Снежко Глеб Филиппыч. Паскудная штука этот театр, вечно тут холодно, как в погребе…

Опалин догадался, что комендант пытался перед ним оправдаться за печку в кабинете, и рассказал, что у него есть друг и коллега, который тоже постоянно мерзнет. И вообще лишнее тепло в помещении никогда не помешает. Слушая его, Снежко снизошел до хмурой улыбки.

— Твое начальство должно было меня предупредить, что ты придешь, — заговорил он, сразу переходя на «ты». — Ты на будущее учти, а? Телефон 1-51-33, это же несложно — трубку снять… Садись, чего стоишь-то?

Опалин всю жизнь не любил фамильярности — и всю жизнь оказывался в ситуациях, когда приходилось с ней мириться. Он вынудил себя улыбнуться и сел на стул, на котором, судя по его виду и остаткам позолоты, раньше могли сидеть какие-нибудь важные чиновники, а то и особы, приближенные к императору.

— Я вообще к людям отношусь так, как они ко мне относятся, — продолжал Снежко, насупившись и сцепив пальцы перед собой на столе. — Чтобы из управления погнали в театр искать какого-то плясуна кордебалетного… Сдается мне, друг, ты чего-то недоговариваешь. А?

— У него отец метро строит, — тихо и значительно уронил Опалин.

Положим, старший Виноградов не строил объект первостепенной важности, а только создавал художественное оформление; но упоминание об отце тем не менее произвело должный эффект. Снежко удовлетворенно блеснул глазами, расцепил пальцы и откинулся на спинку кресла.

— Ну, я что-то такое и подумал. А что с парнем случилось-то?

— Пропал. Четвертый день никаких вестей.

— У бабы искали?

— Искали. Нет его там.

— Н-ну… — Снежко потер подбородок. — А тут ты что делать-то собираешься?

— Поговорить с теми, кто его знал. У тебя-то самого никаких соображений нет, куда он мог деться?

— Тут, в театре, знаешь сколько народу толчется, — фыркнул Снежко. — Думаешь, я за всеми уследить могу? Правительство то и дело на спектакли приезжает, то товарищ Сталин, то Калиновский, то еще кто-нибудь… — Он вздохнул. — Ты это, лучше с кордебалетными поговори, с комсоргом Колпаковым и еще с Андреичем. Вот Андреич уж точно должен что-то знать.

— А кто такой Андреич?

— Буфетчик. Но ты не смотри, что у него такая должность. Он все знает — и кто сколько чего ест, и кто с кем крутится, и вообще.

— Спасибо, — искренне ответил Опалин. О буфетчике он даже не подумал. — Обязательно поговорю. Слушай, а шестнадцатого числа кто у тебя дежурил? Я имею в виду, на служебном входе в Щепкинском проезде.

— Щас глянем. — Комендант вытащил из кипы бумаг объемистый журнал и принялся перелистывать страницы. — Шестнадцатое, шестнадцатое… а, вот оно. В дневную смену дежурил вахтер Колышкин, ночью была смена Благушина. Общую охрану здания осуществлял сначала караул лейтенанта Сухоперова, а потом караул Тимофеева. — Он захлопнул журнал и хмуро уставился на собеседника: — Если не секрет, зачем они тебе?

— Как зачем? — самым естественным тоном промолвил Опалин. — Хочу знать, когда именно Виноградов покинул здание. Вахтер же мог его запомнить? Или кто-то из охраны?

— Ну, вахтер-то мог, — кивнул Снежко, убирая журнал. — А охрана, Ваня, у нас на совсем другой случай. Если из правительства люди приезжают или, например, происшествие какое-нибудь неприятное. Кстати, у меня где-то есть рапорт Благушина, что ночью шестнадцатого какой-то пьяный ломился в театр и кричал о каком-то мертвом теле. Но его милиционер увел. Рапорт тебе показать?

— Покажи, если несложно. А что за тело-то?