Театральные люди

Он легко переключается с одного проекта на другой. Не любит тратить время на говорильню, успевая за сутки сделать столько всего, что не под силу целому штату высокооплачиваемых профессионалов с их ассистентами и секретарями. А у него на все про все одна Аня Шалашова, верный оруженосец и соратник многих лет. Его постановочный опыт во время домашнего ареста — это особая тема будущих театроведческих диссертаций. Может быть, это и есть новая бесконтактная режиссура XXI века, когда постановщик придумывает спектакль, не репетируя с актерами, не видя сцены, не вступая в долгие и мучительные переговоры с постановочной частью? Есть продуманный до миллиметра чертеж, есть выверенный хронометраж каждого действия, есть идеально натренированные помощники, способные понимать своего Мастера с полуслова. Все их коммуникации, происходящие через адвоката, — это еще один отдельный сюжет, который войдет в историю мирового театра. Можно только догадываться, чего это стоило. Тем не менее оперные спектакли «Гензель и Гретель» в Штутгарте и «Так поступают все женщины» в Цюрихе вышли точно в срок, как и премьера «Маленьких трагедий» в «Гоголь-центре».

В русском театре Кирилла всегда раздражал обязательный пафос обличений и нудного морализаторства. У него все заведомо снижено и как бы не всерьез. Во всех, даже самых трагических обстоятельствах, он старался отыскать скрытый комизм или иронию. Ревнителей большого стиля это выводит из себя. Но во всех ситуациях Кирилл продолжает хранить буддийское спокойствие, он равнодушен к любой хуле и похвалам. Это всего лишь привычный режим его существования. Все надо делать быстро, не задерживаясь на малозначащих частностях. Вперед, быстрее, еще быстрее. Спектакли должны следовать один за другим в режиме нон-стоп, причем на разных сценах с разными актерами.

Точно так он снимает кино. Рука не поднимается написать в прошедшем времени. Особенно после «Лета», его лучшего фильма, доснятого и смонтированного тоже под домашним арестом. Что это за кино, никто не смог толком определить и объяснить. Черно-белая нежнейшая лирика без всякого тошнотворного привкуса социума и политики. Хотя социум есть, и политика тоже имеется. Но они гаснут и тушуются под натиском музыки, любви и какой-то необъяснимой печали, пронизывающей город с его вечными дождями и туманами. И юные лица, давно сгинувшие и растворившиеся в ленинградских сумерках. И песни с их страстным заклинанием перемен, обернувшихся, как мы знаем, лишь новыми потерями. Но Смерти нет. А есть лишь серая линия Финского залива, куда бежит по белому песку, сбросив с себя всю рокерскую амуницию, сумасшедший музыкант. И есть ночь, где заблудилась маленькая стриженая женщина, пытающаяся дозвониться до кого-то в телефоне-автомате, сожравшем все ее «двушки». Есть молодые люди на сцене и в зале, которые еще не знают, как их сметет, разбросает, состарит или убьет Время. Они юные. Они любят, ревнуют, поют, плещутся в ледяной воде. У них еще Лето. И об этом прекрасном и единственном сезоне в предчувствии вечного холода и стужи снял свой фильм Кирилл Серебренников.

Несколько раз я останавливался в той питерской гостинице, где он жил во время съемок. Она называется DOM и находится в двух шагах от Летнего Сада. С претензией на английский стиль, тихая, уютная, с хорошими завтраками. Туда за ним и пришли ночью 19 августа 2017 года. В интернете выложены кадры, где какие-то люди в камуфляже ведут его к лифту. Он в куртке, в бейсболке. Быстро заходит в лифт. The End. Такое вот кино.

Как и все, я не перестаю задавать себе вопрос: почему это произошло с ним? Почему именно Кирилл был выбран в искупительные жертвы? Неужели все дело в сожженной документации «Седьмой студии» и показаниях бухгалтерши Нины Масляевой? Или тут что-то другое, что нам не дано знать? Какая-то тайна, обрастающая все новыми слухами, сплетнями, версиями? Копаться в них сейчас неохота. Но есть тут определенная логика, и если ее проследить, что-то станет понятно.

«Седьмая студия»

Знаю, что уже к концу нулевых Кириллу смертельно надоело быть супермодным столичным ньюсмейкером, от которого все время ждут экстравагантных провокаций. Столько лет прожившему в Москве на съемной квартире, ему захотелось наконец своего угла, собственного дома. И еще он никогда не скрывал, что изрядно устал от академических театров с их гарантированным зрительским контингентом, состоящим на девяносто процентов из немолодых дам, исправных потребительниц прекрасного. Захотелось другой, молодой, отзывчивой публики, способной разделить его желания и поиски. Кирилл был уверен, что она есть, просто пока не подозревает о своем существовании. Именно тогда в его планах нарисовалась роковая цифра «7», которая теперь мелькает в прокурорских бумагах и судебных отчетах вместе со словом «Платформа».