Театральные люди

— Сеанс мокрой йоги, — пошутил художник Савва, он же Андрей Савельев, соратник Кирилла Серебренникова по съемкам фильма «Лето». Тут же были его актеры Никита Кукушкин, Риналь Мухаметов, Рита Крон, Вика Исакова, директор «Гоголь-центра» Леша Кабешев. И, конечно, Аня Шалашова. Перечисляю имена тех, кто был в пределах моей видимости. Многие стояли за спиной. Потому что на самом деле все взгляды были устремлены на лестницу, по которой должны были привести Кирилла. И в тот момент, когда он наконец появился в своей бейсболке козырьком назад, в рубашке поверх черной майки и в кроссовках без шнурков, весь наш зал ожидания, словно по команде, взвыл: «Кирилл!» Это был звук реактивного двигателя. В нем не слышалось слез мелодрамы, так орут только в одном случае — когда хотят предотвратить несчастье, когда никакого другого способа нет. Одна надежда на голосовые связки, на это последнее усилие удержать на краю пропасти. Кажется, даже охранники вздрогнули от нашего крика и поспешили захлопнуть за Кириллом дверь.

В зал суда меня не пустили. Там всего двадцать пять мест. И конечно, должны были попасть самые близкие.

Но и без зрелища тоже не оставили. На большой плазме можно было разглядеть и клетку, и подсудимого, и адвоката, и следователя, и прокурора. А когда очередь дошла до доверенных лиц, то и они каким-то боком попадали в кадр. Слышно было не очень. Тем более что толпа на улице периодически начинала что-то скандировать типа «Свобода» или «Позор», заглушая прокурорские и адвокатские речи.

Но все, что говорил Кирилл, можно было легко разобрать. Тем более что говорил он какие-то очень простые, понятные, человеческие слова. Совсем не агрессивно, я бы даже сказал, смиренно и кротко. И это спокойствие, кротость и грусть звучали таким контрастом косноязычной казенщине, которую предъявляло обвинение. «Я не согласен… Я никогда ничего не крал… Я очень скромно живу».

Потом в течение года заседаний этих слов будет много. Не могу сказать, что атмосфера стала суровее или жестче. Так же охранники в черной униформе не без любопытства поглядывают на известные телевизионные и театральные лица, тот же казенный судебный речитатив, раздающийся в качестве заключительной арии в финале. Но все стало очевидно безнадежнее. Опытный судебный эксперт, правозащитник и журналист Зоя Светова говорит, что поначалу бывает очень трудно сдерживать истерический смех или совсем разучиться реагировать на очевидный бред. Но тогда ты рискуешь нарваться на еще большие неприятности. Поэтому делать этого не надо. А что надо?

На самом деле это ключевой вопрос, который продолжает терзать многих. И тех, кто был в Басманном суде, и тех, кто следит за делом «Седьмой студии» по Фейсбуку и другим соцсетям. Что было сделано не так? Почему не сработали письма и воззвания народных артистов? В чем был главный промах по линии общественной защиты? Вот и Константин Богомолов уже заявил, что меньше надо было поднимать шума, а стоило искать обходные пути и более опытных переговорщиков. А разве сам Кирилл каждый раз, как только появляется в Басманном суде, не делает страшные глаза и не произносит, словно заклинание, фразу: «Только тише! Умоляю, тише!»

И что после этого делать? Покорно исполнить его просьбу? Жить и дальше как ни в чем не бывало? Надеяться, что кто-то другой, более влиятельный и властный, найдет обходные пути и обо всем с кем надо договорится? Но только похоже, что все пути давно перекрыты. Следствие закончено. Состав преступления определен. Миллионы подсчитаны. Суд идет.

Вообще все, что сегодня происходит вокруг этого дела, меняет не только наш театральный ландшафт, но и отношения со временем, в которое мы живем. Время вдруг резко рвануло совсем в другую сторону, туда, куда мы не собирались и не хотели заглядывать даже из чистого любопытства: все эти суды, судьи, охранники, следователи в брюках с кантом, бумажные океаны справок и разной скучной документации. И в эпицентре всего этого вдруг оказались люди, которых знаешь всю жизнь и которых привык видеть совсем в других декорациях.

Я хорошо знал и любил Аллу Юрьевну Шполянскую, маму директора «Седьмой студии» Юрия Итина и многолетнего сподвижника и помощника Олега Табакова вначале в «Табакерке», а потом в МХТ. Ровно пять лет назад мы ее похоронили. Каждый раз, когда сейчас вижу Юру, вспоминаю ее и думаю, что, наверное, правильно, что она ничего этого не видит.

Искренне восхищаюсь Алексеем Малобродским. Физически и морально ему приходилось тяжелее всех, но держится он прекрасно и, кажется, за эти месяцы в тюрьме вполне освоил юридическую науку. Во всяком случае, его речь на суде была доказательной, абсолютно внятной и убедительной в каждом слове.