Читаем Театральный бинокль (сборник) полностью

Раков слушал молча, изредка кивал и делал краткие пометки на листе бумаги. Так, так. Славные дела творятся в санэпидстанции — грубые нарушения финансовой дисциплины, очковтирательство, чуть ли не взятки... если, конечно, этот желтоглазый не врет. Да нет, не похоже. То есть, похоже на правду. И не стал бы он врать — рискованно... ведь знает, что каждое слово его будет тщательно проверено. Говорит обстоятельно, монотонно, нудно, выкладывает документальные доказательства, перечисляет многочисленные факты. Неприятный тип. Борец за правду. Интересно — почему все борцы за правду обычно вызывают у окружающих антипатию?.. А вот если взять какого-нибудь там симпатягу, «любимца публики», рубаху-парня — так ведь обязательно окажется мошенник... Почему?!.. Впрочем... впрочем, к делу это не относится.

— А к Драшкину вы обращались? — перебил Раков посетителя.

— Что вы!.. Разве можно к нему с этим вопросом? — изумился эпидемиолог. — Тут нужен объективный судья. А Драшкин... ведь он — дядя...

— Знаю, знаю, — опять перебил Раков. — Оставьте вашу докладную, я сам займусь этим делом.

Когда жалобщик, не скрывающий радости, исчез за дверью, Раков выдвинул ящик письменного стола, вытащил красную папку, раскрыл, положил в нее материалы по санэпидстанции. Убрал папку на прежнее место.

Эх, Драшкин, Драшкин. Жаль мне тебя, Драшкин.

Раков улыбнулся.

И вдруг на него опять накатила, нахлынула обжигающая волна стыда: «Что с тобой происходит, Раков? Чему ты радуешься?!.. Кем ты стал, в кого превратился?..»

Но он уже привык небрежно отмахиваться от подобных «приступов» — отмахнулся и в этот раз.

Раков взглянул на часы — надо успеть заскочить домой, переодеться, а если удастся — отдохнуть с полчасика, вздремнуть. К семи — в «Елочку»...

Взглянул в окно — служебная машина стоит возле подъезда, шофер дремлет, прикрывшись газетой.

Нажал на кнопку — зашла секретарша.

— Любаша, меня не теряйте. Заеду в облздрав, а оттуда — сразу домой.

— Ясно, — кивнула Любаша. — Кстати, книжку я перепечатала. Дать почитать?

— Не требуется, — усмехнулся Раков.

— Очень жаль, — вздохнула она.

В облздрав он, конечно, не стал заезжать, а сразу махнул домой.

Жена плакала, открывая дверь. Лицо красное, в пятнах. Была полураздета, в одной комбинации, живот выпирал, на груди сквозь сиреневый шелк темнели околососковые круги.

— В чем дело? — нахмурился Раков. — Что случилось?

Минут пять она всхлипывала, сморкалась в платочек, вздыхала и, наконец, сообщила, что во время мытья полов поскользнулась и упала прямо на живот..

— Я так испугалась, так испугалась!.. — повторяла она сквозь слезы. — А вдруг наш ребеночек ушибся?.. А вдруг с ним что-нибудь?..

Обхватила Ракова за шею, прильнула к нему тугим животом и снова заплакала.

Он хотел мягко отстранить ее, но вдруг ощутил (или это ему лишь показалось?) — слабый толчок, биение нетерпеливого наследника... и страх жены за будущего ребенка передался и ему, наполнив его жарким и неведанным чувством отцовской ответственности. До этого момента Раков почти не задумывался о том, что у него будет ребенок. То есть, он, конечно, думал о нем и раньше, но думал как о чем-то внешнем, абстрактном, а вот сейчас — впервые! — он ощутил свою кровную связь с этим комочком плоти, еще не родившимся, но уже живым...

— Ну-ну, — он погладил ее по спине. — ну, Верочка, перестань. Я ж тебе много раз советовал — лучше мыть пол шваброй, чтоб не наклоняться. Ведь говорил? Говорил же? Ну, ладно, хватит слезы лить.

Она притихла и долго еще стояла, прижимаясь к мужу.

Ракову стало жаль жену, она показалась сейчас такой одинокой, такой сиротливой, обиженной, брошенной, позабытой... Так оно, кстати, и было. Со своими бесконечными делами он совсем закрутился, запутался, совсем забыл о жене и ее заботах.

— Хватит же, хватит, — сказал он, оттаивая и добрея, и ласково дунул ей в ухо. — У-у, ревушка. Ну и Верочка, ну и плакса. Это кто у нас такая плакса? Кто это у нас такая хныкалка?.. А-а?

Жена больше не плакала. Она прерывисто и глубоко вздохнула. На лице ее, мокром от слез, появилась улыбка: как же, муж пожалел, приласкал — и сразу стало легко и спокойно.

Раков осторожно высвободился из ее объятий, прошел в комнату, скинул пиджак, расслабил узел галстука.

— Ф-фу, на улице духотища, дышать нечем, — сказал, падая в кресло. — Сейчас бы пивка...

— Я взяла три бутылки, — быстро сказала жена. — В холодильнике стоят. Принести?

— Умница! — обрадовался Раков, притягивая жену к себе. — Это кто у нас такая умница? А-а? Это кто у нас такая толстенькая, такая пузатенькая?.. — и он шутливо похлопал ее по животу.

Жена смущенно и радостно засмеялась, оттолкнула его рукой и пошла в кухню за пивом. Принесла запотевшую бутылку, стакан. Раков налил, выпил жадно, большими глотками.

— Ох-х!.. Славно... — он даже крякнул от удовольствия. — Так-с. Теперь надо скоренько переодеться.

— Прими душ, — посоветовала жена.

— Точно. Дельный совет.

— А ужинать будешь?

— Нет, зачем же. Там накормят.

— Где — там? — спросила жена.

— Ну, на банкете. Я тебе по телефону разве не сказал? У Драшкина сегодня юбилей — шестьдесят стукнуло...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века