Горячее питьё было очень крепким; ещё не допив до конца кружку, Адриан ощутил, как ноги обмякают, а голову заволакивает туман. Заметивший его внезапную слабость брат Рерих молодецки расхохотался, усадил своего гостя на кровать и налил ему ещё. Он болтал что-то об их лорде, чудесной души человеке, и его карге-супруге, с самого утра совавшей свой длинный нос во все котлы и чуланы обители, но Адриан слушал вполуха, чувствуя, что засыпает. Он успел опорожнить две кружки прежде, чем его окончательно сморило, и даже не почувствовал, как брат Рерих закинул его ноги на кровать и ушёл назад к своим братьям по обету — догуливать.
Адриана разбудила посреди ночи луна, глядевшая в окно ослепительно ярким пегим глазом. Брат Рерих раскатисто храпел на полу, свернувшись поверх плаща прямо на досках. Адриан ощутил укол совести, потом — благодарность, а потом — жгучую жажду. Гвоздика, корица и листорский перец, спору нет, придавали грогу святых братьев особенную пикантность; они же ужасно раздражали язык и нёбо, заставив их высохнуть и распухнуть. Рот у Адриана как будто набили ватой; он сел на постели, лихорадочно озираясь в поисках воды. На подоконнике стоял кувшин. Адриан радостно схватился за него — и разочарованно застонал, обнаружив, что воды в нём нет ни капли. Видимо, досточтимый брат Рерих тоже уже просыпался этой ночью. Адриан на цыпочках пробрался к двери, стараясь не потревожить покой доброго монаха, и выскользнул наружу.
Он понятия не имел, сколько времени до рассвета; монастырь уже погрузился во мрак и сон, брат-привратник шумно храпел в сторожке у едва теплившегося фонаря. Монастырский двор был маленьким, и Адриан без труда нашёл колодец, но крышка оказалась задвинута, и он не смог сдвинуть её в одиночку. Пламя во рту и горле тем временем грозило свести его с ума. Адриан обошёл дворик обители, пытаясь прикинуть, где тут может быть кухня. Обитель была сложена из камня; в таких местах кухня обычно — самое тёплое местечко, а поскольку монахи сегодня славили Эоху допоздна, она наверняка не успела остыть. Не особенно надеясь на удачу. Адриан снова обошёл дворик, щупая рукой камни. В одном месте они показались ему чуточку теплее, чем во всех прочих. Неподалёку была дверь. Адриан осторожно толкнул её, она открылась.
Внутри было темно, и он пробирался ощупью, идя на запах гвоздики. Ему повезло: кухня и впрямь оказалась там, где он думал. Там никого не было, угли тлели в очаге, винный пар ещё стоял в воздухе, напоминая о недавней пирушке. «А хорошо быть монахом Эоху, — почти с завистью подумал Адриан. — Ничего не делаешь целыми днями, только молишься да веселишься — а люди ещё и думают, что ты пошёл на большую жертву, отринул земное и посвятил себя богу». Адриан тоже сделал именно это, однако никто бы не поверил ему, если бы он рассказал. Янона Неистовая была менее благосклонна к своим верным слугам, чем её Златокудрый брат.
Желание завидовать и роптать мигом покинуло Адриана, когда он увидел у окна бадью с водой, поблескивавшей в лунном свете. Он кинулся к ней, зачерпнул воду ладонями и пил, пока в горле не перестало драть. Ох, ну и пойло же у этих святых братьев… В голове у Адриана до сих пор было не совсем ясно.
Он наконец выпрямился, утёр губы рукавом и повернулся к выходу.
И только тогда заметил, что ошибся, решив, что в кухне никого нет.
Тонкая фигурка беззвучно пятилась от него к двери, по-видимому, страстно жаждя остаться незамеченной.
— Ой, — сказал Адриан, и обладатель — обладательница, как он понял мгновением позже — фигурки, пронзительно взвизгнув, запустила в него чем-то маленьким и мягким, тем не менее весьма обидно врезавшимся Адриану прямо в скулу.
«Сушёное яблоко», — машинально отметил он, бросаясь вперёд.
Позже он так и не мог толком объяснить себе, зачем кинулся и схватил её. Должно быть, разозлился, что она тут пряталась, а потом ещё и запустила в него яблоком, хотя он просто захотел пить и ничего плохого не делал. Его сёстры иногда вели себя вот так, и взвизгнула эта женщина тоже очень похоже на них, вот он и бросился… как будто он дома, у них на кухне, а она… она…
Он схватил её за плечо, в ужасе подумал: «Что я делаю?!» — и тогда девушка обернулась, и в перекошенном от страха и досады бледном личике, освещённом полной луной, Адриан узнал Алисию.
Свою старшую сестру Алисию.
«Лорд и леди наши нынче тут заночевали», — сказал брат Рерих, а Адриан, дурья башка, слишком устал и был так ошарашен приёмом, что пропустил эти слова мимо ушей. Какой-то лорд и какая-то леди, много ли делов — главное не попасться им на глаза… Он как будто напрочь забыл, на чьей земле находится — это же фьев Вайленте! Именно за Свана Вайленте насильно отдали его старшую сестру прошлым летом. Адриан был уверен, что больше никогда в жизни её не увидит.
И вот теперь она запустила в него сушёным яблоком, а он схватил её за плечо. Наверное, впервые в жизни — она была старше, выше и сильнее его, и ещё она была злюкой и доносчицей, и больше всего на свете любила поймать его на чём-то таком, за что его потом накажут.