Тебе держать ответ

Фокстер молча слушал сбивчивые восторги товарищей. Он не смотрел ни на кого из них — только перед собой. Потом его взгляд задержался на мрачном человеке в другом конце зала, затем на Блейзе.

— Он уже выбрал секунданта?

— Выбрал? Слышали? — заговорили между собой мужчины. — Нет, не выбрал. Кажется, нет.

Фокстер отодвинул стул и встал.

— Прошу простить меня, милорды. Я должен ехать. Благодарю вас за своевременные сведения. Где эти двое сейчас?

— С Эфрином ты разминулся на четверть часа, он сказал, что едет в замок. Бристансон ушёл сразу, должно быть, домой…

— Благодарю, — сказал Фокстер и вышел.

Магда поставила бокал, который все прошедшие минуты судорожно стискивала в руках, встала и вышла следом. На плечи ей накинули плащ, яркий зал сменился полумраком коридора и теменью улиц, но она не заметила ничего этого, как не замечала и Тедора Фокстера, шедшего прямо перед ней.

Магдалена Фосиган вскочила в седло и, вонзив шпоры в бока кобылы, сорвалась в галоп.

Так это правда. Всё, что сказал Рикки — правда. Её муж собирался драться на дуэли с Сальдо Бристансоном. Из-за женщины. Из-за шлюхи.

И тех, кто не находил это событие смешным, оно приводило в ярость.

«О боги, — стучало в висках Магдалены, задыхавшейся от горечи, злости и стыда. — Боги, какая низость, какая глупость и гнусность, и как он посмел… и как они посмели так говорить о нём?!» Они даже называли его Эфрином — Эфрином, тогда как он вот уже год как стал Фосиганом. Стал благодаря женитьбе на ней… и как же она ненавидела его за это в первые дни их брака! Или нет, в первые часы… в первые минуты. В первые мгновения, когда только увидела его, своего будущего мужа и господина, стоя у алтаря в храме Гилас. Она ненавидела его заранее, лишь только узнала, что отец отдал её незнакомцу — безродному, нищему, бог знает откуда взявшемуся. Не то чтобы она была удивлена. Да, она Фосиган, но в то же время — бастард, а бастардам не положены блестящие партии. Но даже будучи дочерью замковой прачки, Магда оставалась также дочерью Георга Фосигана и считала, что заслуживает лучшей доли, чем насильный брак с безродным смердом, у которого нет даже родового имени, только собственное — Эд…

Это имя она беззвучно шептала, а потом выкрикивала ему в лицо ночью того же дня, выгибаясь и извиваясь под ним, как последняя потаскуха, умирая от наслаждения, которого никогда не знала раньше, хотя впервые отдалась мужчине в тринадцать лет. Мужчине… мужчины ли это были? Нет, впервые в жизни она увидела мужчину, когда безродный Эд Эфрин в белых одеждах новобрачного ступил к алтарю Гилас, протянул ей руку и улыбнулся уверенно и спокойно.

Так Магдалена Фосиган, любимейшая из незаконных детей конунга, стала женой самого скандального, самого презренного и самого странного человека в Сотелсхейме.

«Они не смеют. Не смеют. Так. Говорить. О нём. О боже. Гилас, помилуй меня и пощади. Так это правда. Это всё правда», — думала Магдалена, и встречный ветер, бьющий в лицо от бешеной скачки, срывал слёзы с её лица. Конечно, она знала, что Эд изменяет ей… иногда… ведь он мужчина, а все мужчины имеют любовниц, если только не заняты войной. Впрочем, в отличие от большинства женщин, обитавших в Верхнем городе, Магда считала, что лучше всё же война, чем любовница. Однако до тех пор, пока мужа удовлетворяли шлюхи, она соглашалась закрывать глаза и на это. Но, Гилас, дуэль… дуэль из-за одной из них. Явное предпочтение. Защита чести… чести? Чьей чести, хотелось бы знать? Этой «леди Чаттоны», как её глумливо называли мужчины в «Серебряном роге», или чести Эда, у которого не было её ни по происхождению, ни по праву? «Он дерётся за эту женщину, — подумала Магда, чувствуя, как лицо заливает кровь. — За неё, а не за себя. Хотя он единственный тут оскорблён».

Боги, если бы она была мужчиной! Не маскарадным мальчиком, а настоящим мужчиной — если бы, надев платье Эда, она могла бы взять его меч, его силу, его дерзость, его беспечную ледяную злость! Тогда она сама вызвала бы их — тех, кто называл его Эфрином, мерзавцем и щенком, — всех их вместе и каждого по отдельности, и прежде всего этого Фокстера, этого холодного сноба, который считал, что Эд недостоин даже того, чтобы кто-либо из благородных бросил ему вызов…

Фокстера, который считал, что женитьба на незаконнорожденной не способна облагородить, пусть даже она бастард самого конунга.