Тебе меня не получить (СИ)

Ора-таки сумела убедить Олдена продемонстрировать свои способности и, откровенно говоря, уговоры того стоили. Красавчик встал с подушек, которые сам же на пол и покидал, потянулся, зевнул во всю пасть – и рассыпался ворохом золотых блёсток. Произошло это практически мгновенно, Роен только и уловила, что он будто сначала превратился в искрящийся, мерцающий силуэт, потом в столб солнечного света, а уже на следующий удар сердца эта колонна на самом деле осыпалась грудой сияющего бисера. Раскатилась, дохнув печным жаров и горячим ветром, от которого волей-неволей пришлось рукой прикрыться.

Девушка даже брови пощупала – не опалило ли? К счастью, обошлось без членовредительства. Правда, полопались все стаканы и одна пустая бутылка, треснуло зеркало, стул, который впечатало в стену, теперь лежал кучкой неубедительных обломков и сломался столбик, поддерживающий полог кровати, от чего тот перекосился.

Впрочем, нет, столбик пострадал чуть раньше и от Барса, когда он демонстрировал, как голой ладонью можно деревяшку перерубить

А ещё волшебство стало лебединой песней самого Олдена. Блондин, не до конца превратившийся обратно – кожа его всё ещё сияла, словно присыпанная блёстками – промямлил что-то маловразумительное и снова рухнул на подушки, оглушительно захрапев. Чем вверг Ору в изумление: ей казалось, что спать красавец должен как-то не так. Изящнее, что ли?

Барс, там же, на полу, но презрев подушки, котом свернулся вокруг невесть откуда взявшегося китаррона [2], не в лад пощипывал струны и намурлыкивал что-то вроде: «В садике младушка ходила, в садике мальву собирала». Правда, вместо «младушки» у него получалась «мряушка», а «мальва» трансформировалась в «маульву». Вместо же припева, который должен был, по идее, звучать как «ла-ла ден» из могучей груди экзорциста вырывалось откровенное мурлыканье.

Одинец же, весь вечер – и не без успеха – убеждавший всех, что, мол: «Ещё одна бутылочка и расходимся!» разошёлся-таки, то есть исчез, оставив компании батарею пустых бутылок.

А Оре было грустно и отчего-то тревожно, тело требовало немедленных действий, а в голове ровно, прибоем, шумело. Правда, наверняка не так громко и сильно, как рассчитывал лысый. В каменной вазе с целым кустом роз сейчас вина было не меньше, чем воды. Скорее всего, цветы к утру завянут, но если бы Роен пила всё, что ей совали, то давно бы на ногах не стояла. А у неё имелись другие планы. Точнее, не совсем планы, скорее, надежда. Вернее, предчувствие… ну, или что-то похожее.

Девушка встала, отошла к окну, придерживая рукой лёгкую штору. За стеклом не было видно ни зги, лишь чернота – всё-таки свечей в комнате горело не меньше, чем в храме. Странно, что они не потухли после фокусов Олдена.

Грая пришлось ждать долго. Ора следила за его отражением в стекле: экзорцист сидел, сильно наклонившись вперёд, опершись локтями о колени, сцепив пальцы в замок. Но всё-таки он встал, подошёл.

– Очарованная ночь, – романтично вздохнула Роен.

– Может, зачарованная?

Шестеро, он ещё к словам цепляется!

Ора развернулась, надавила ладонью на его затылок, заставляя нагнуться, запустила пальцы в волосы, сдёргивая ленточку с короткого хвоста.

Ну а большего от неё и не требовалось. Грай обнял именно так, как нужно, едва не до боли. И поцелуй был точно таким, как нужно, без нежностей, лишней заботливости и деликатности. А она вспыхнула, как мечталось – сразу и очень остро, не тая и обмирая, а отбирая то, чего мгновенно захотелось до натуральной жажды. Впрочем, он брал не меньше и с не меньшей жадностью.

Нет, «поцелуй» – это не слишком подходящее слово. Только вот другого пока не придумали.

– Смотрю, я что-то пропустил, – протянул Лис, похлопывая перчатками по ладони.

– Видимо, – спокойно отозвался Грай, не спеша оборачиваться.

Экзорцист быстро отёр костяшкой пятнышко крови в уголке рта: то ли Ора ему губу прикусила, то ли просто поранился об клык.

– Видимо, подробностей не будет, – хмыкнул Лис.

– Он мне дорог как память о безвозвратно ушедшей молодости, – усмехнулся Грай.

– И? – уточнила Ора, трогая языком собственные заметно припухшие губы.

– По-моему, ты собираешься ему глотку порвать.

– Была такая мысль, – согласилась Роен.

– Эй, я вам не мешаю? – осведомился рыжий.

– Мешаешь, – ответили ему хором.

– Очень жаль, – посетовал Лис, плюхаясь в кресло, закидывая на колено ногу в сапоге, заляпанном грязью по самое голенища. – Ты был прав, командир. Раскер. Только не один, а двое. Посередь бела дня, на Черёмуховой улице, то есть в меньше, чем в пол-суе от королевского дворца и Храма Колеса. Разделали патруль, всех пятерых. Одному только морду порвали, второй вроде выкарабкается, ещё один ушёл в Закат в госпитале и двое на месте остались. Как-то так.

Лис подцепил пальцем за горлышко полупустую бутылку, рассмотрел её на свет, хлебнул.

– Обнаглели, твари, – процедил Грай. Ладонями, как гребнем, прочесал шевелюру, нагнулся, подбирая ленточку. – А что Владыка?

– Догадайся.

– Понятно. Ничего.