Поляна появилась сбоку неожиданно, показалось даже, что это живая стена провалилась куда-то в бездну. И сердце от испуга заколотилось под самым подбородком – примерещилось, что и Ора сейчас соскользнёт вслед за ней. Но миг, другой, а там и третий ничего не происходило, даже шум будто кляпом заткнули. Тишина полная: ни листик не шевельнётся, ни птичка голоса не подаст, только вот по-прежнему поскрипывал гравий под подошвой.
Ора длинно выдохнула, медленно разжала кулаки – когти впились в израненную мякоть ладоней почти до крови – осторожно выглянула на поляну, на которой, естественно, белели статуи. В саду фламика их вообще было много, даже слишком уж много. Только эти не изображали прекрасных обнажённых атлетов, тут были Шестеро – странно заброшенные, в потёках от сырости, заросшие неухоженным, наполовину сухим плющом. И странно живые.
Юные – Он и Она – стояли друг напротив друга, даже руками не касаясь. И всё равно было понятно, что до поцелуя, а там и до большего, всего-то один удар сердца и остался. Отец И Мать не слишком чётко белели за ними: Он чуть впереди, слегка сгорбившийся, наклонивший голову, словно готовый броситься на врага, Она позади, спокойная, почти умиротворённая и складки платья смяты странно, будто к юбке прижимались дети, которых тут не было. Мудрых Ора почти не видела, четыре статуи совсем их загораживали. А дорожка, как ни в чём не бывало, тянулась между скульптурами – ей было равно плевать и на изображение богов и на эльдов.
Роен длинно выдохнула, снова кулаки сжала – идти дальше не хотелось, робость одолела точно такая, как при спуске в крипту, даже больше. Но она всё-таки шагнула, стараясь быть тихой, незаметной.
Статуям, конечно, до неё никакого дела не было, они никак не отреагировали, что и понятно. Но у последней пары Ора остановилась, задрав голову, рассматривая лица Мудрых, а они не смотрели на девушку, только друг на друга: спокойно, даже довольно. А что им? Круг пройден и закончен, всё, что следовало, сделано, труды остались позади, дальше же только Закатное небо и отдых. А потом новый круг, где они снова будут вместе.
И вот как скульптору удалось передать такое? Но ведь удалось же.
Тут Ора осознала, что в лице Мудрого есть что-то до нелепого неправильное, не такое, как должно быть. Его щёки, изрезанные морщинами, всё равно были слишком гладкими, без шрамов. И он глядел на Мудрую чересчур уж прямо, не отворачиваясь, а Грай, даже привыкнув, станет от неё прятаться и в старости.
Роен обернулась к Матери с Отцом, к Юным, и кивнула. Всё так, всё верно. Экзорциста мальчиком никто бы не назвал, но свой Круг он ещё даже не начал и не начнёт, пока её рядом не будет. Если без неё, то так и проблуждает где-то рядом, по кромке до самого Заката. Дальше же Колесо покатится совсем без него. Но и с ней без него случится тоже, не будет ничего, а Ничего – это очень страшно.
Это он родился, чтобы спасти её или она появилась на свет, чтобы помочь вернутся ему? Впрочем, какая разница? Всё верно, всё так, как и должно быть. Нет никакой воли богов и предназначения тоже нет. Просто двое встретились и увидели друг друга. Нет, не так:
Ну да, они, считай, незнакомцы, между ними не протягивались нити, не взрывались солнца и не было того самого мига понимания, что без другого жизнь не мила. Они почти ничего не знают друг о друге. Она понятия не имеет, какой у него любимый цвет, что он предпочитает на обед и как злится, когда не может найти потерянное. Он не в курсе, что Ора никогда не просыпается в хорошем настроении, читая, обожает грызть орехи, и ненавидит каши.
Для того чтобы это узнать у них есть вся жизнь.
Она никогда не скажет: «Вот тогда я поняла, что люблю тебя». Он никогда не признается: «В этот миг я и влюбился в тебя». Зато у неё есть шанс на: «Без тебя было бы совсем пусто», а у него: «Без тебя я бы пропал».
Почему так получается? Интересно, знают ли сами Шестеро, отчего вот так, а не иначе?
Впрочем, это тоже совсем не важно. Они увидели друг друга, и теперь есть всего два пути: пройти мимо или попытаться остаться. Грай свой выбор сделал. А она?