Тебе назло

Сентябрь прошёл, оставив в памяти последние тёплые деньки, а в начале октября уже зарядили холодные, противные дожди, окончательно испортившие моё настроение. Меня ничего не радовало. Учиться скучно, поговорить не с кем, даже Верка меня бросила, собравшись вдруг замуж за своего бывшего одноклассника. Зачем ей это было нужно — я не понимала, а она, как заведённая твердила о любви и хотела замуж. Ну, раз хочет, кто ей запретит? Но на меня у неё времени не стало, а ходить с ней по магазинам и свадебным салонам у меня не было ни настроения, ни желания. Папка же с Никой, пережив основной наплыв туристов в лучшие месяцы, теперь сами отправились отдыхать, забрав с собой маленького Ваньку. А я осталась, как неприкаянная, никому не нужная, только к Фае иногда в гости заходила, да гранит науки грызла, не получая от этого никакого морального удовлетворения. В один из вечеров, правда, приехала в "Три пескаря", от скуки, хоть и знала, что в отсутствие папки там всем Генка заправляет. Из-за этого сомневалась, стоит ли ехать, а потом решила, что я не ради него туда еду, а чтобы отвлечься, имею право. А если кого-то не устраивает, то пусть он отправляется ко всем чертям. Эти мысли и моё мнимое превосходство над Завьяловым меня бодрили, и в ресторан я приехала, преисполненная важности и уверенности в себе, но быстро сдулась, как воздушный шарик, как только поняла, что Генка, в отличие от меня, времени даром не терял, и связался с новой ресторанной певичкой. Мне про неё Ника рассказывала, говорила, что девушка выглядит неплохо и поёт прилично. А теперь мне выпал шанс самой в этом удостовериться. Правда, на голос её мне было абсолютно наплевать, я присматривалась к ней, и взгляд мой был придирчивым, если не сказать больше. И внутри всё похолодело, когда увидела, как она к Генке льнёт, а его рука уверенно лежит на её талии. А девушка ведёт себя так, словно уже войну выиграла и главный приз получила. Завьялову, наверное, как раз это и нравится, главным призом себя чувствовать. Я отвернулась от них и заказала себе ещё коктейль.

— Уезжаешь?

Он догнал меня в холле, мне пришлось остановиться и повернуться к нему. Кивнула. В глаза Генке старалась не смотреть и держаться спокойно. Взгляд с его лица опустила и несколько долгих секунд разглядывала мощную шею в вырезе светло-голубой рубашки, которая ему очень шла. И, кажется, он это прекрасно знал, и глаза по-особому мерцали.

Завьялов отошёл, чтобы вызвать мне машину, а когда вернулся, спросил:

— Как дела? Что-то давно не виделись.

— Никак у меня дела, — порадовала я его.

— В смысле?

— Мне скучно.

— О-о.

— Вот только не делай такое лицо, — попросила я. — Все разъехались, и мне скучно.

Он улыбнулся, глаза сверкнули, и я поняла, что сейчас скажет что-нибудь привычно-насмешливое, про мои детские привычки и избалованность, и у меня так тепло на душе от этого стало, хотя обычно на такие замечания я обижалась и даже злилась. Но это была наша обычная манера общения, которая в последнее время сильно изменилась, и меня это тяготило. Я, правда, хотела всё вернуть. Чтобы он смотрел на меня, как раньше, и не подбирал слова. Ведь это было глупо и Генке совсем не шло.

Но сказать он так ничего и не успел, в холл вышла та самая девушка, певица новая, и раскованной походкой от бедра, направилась прямиком к нам. Подошла, и Генку под руку подхватила.

— Гена, ты ещё долго? Я тебя жду, программу не начинаю.

Я голову чуть на бок склонила и опасно прищурилась, разглядывая эту особу вблизи. Оценила смелый внешний вид, яркий сценический макияж, пышную грудь в глубоком вырезе декольте, и ещё сильнее нахмурилась, наблюдая за тем, как она грудью о руку Завьялова трётся.

— Интересно, — проговорила я тоном, который даже меня саму слегка напугал, — а с каких это пор у нас шоу-программы проходят под присмотром начальника службы безопасности? — Я на Генку посмотрела. — Ты от чего её защищаешь? От толпы поклонников или от того, чтобы её не пристрелили, потому что слушать невозможно?

Завьялов, конечно, ответить не потрудился, а вот девушке не хватило ума промолчать. Она в растерянности похлопала длинными ресницами, на меня потаращилась, потом на Генку посмотрела, и всё ещё продолжала держаться за его локоть, что меня безумно раздражало.

— А в чём дело?

Пришлось подарить ей ещё один убийственный взгляд из моей коллекции.

— На сцену иди. Тебе зарплату платят за то, чтобы ты там стояла и пела, а не за то, чтобы по ресторану носилась, — я перевела взгляд на её платье, — в ночной сорочке не первой свежести, и влезала в разговоры начальства. — Я отвернулась от неё, и уже более спокойно обратилась к Завьялову. — Ты бы с управляющим поговорил, пусть с персоналом беседу проведёт. Ты же знаешь, папа терпеть не может фамильярности.

Генка молчал, дождался пока девушка отойдёт, а после уже поинтересовался:

— Ты чего бесишься, начальство? — И смотрел с насмешкой, явно оценив мой спектакль.

Я тут же плечи расправила и мило ему улыбнулась.

— Не бешусь. Просто у меня характер плохой и мне скучно.