Тебе назло

Сад тонул в темноте, только у ворот, у будки охраны, прожектор горел. Но сюда его свет не доходил, и видеть меня никто не мог. Я немного помялась, пооглядывалась, а потом, пригнувшись, как заправский шпион, приблизилась к окну Генкиной комнаты. Заглядывать в окно я поостереглась, мало ли, и поэтому просто опустилась на корточки, привалившись спиной к прохладной стене дома, стала прислушиваться. Не знаю, сколько времени прошло, совсем немного, минут пять от силы, а я себя вдруг так глупо почувствовала. Что я вообще здесь делаю? Невероятно просто. Спуститься в темноте по решётке, а теперь сидеть под окном этого гада, пытаясь понять, один он или нет. Что я, вообще, хочу услышать? Охи-ахи?

Интересно, а если кому-нибудь другому пришло бы в голову под окном постоять, когда я в этой комнате ночи проводила?

В итоге, из-под окна я выбралась, вернулась к решётке и снова голову вверх закинула. Как я оттуда слезла? Ума не приложу.

Вот ведь дура!..

В общем, я застряла. Не в прямом смысле, не зацепилась ни за что, просто где-то на середине пути я поняла, что залезть обратно просто нереально. Я и раньше этого не делала никогда, возвращалась в свою комнату традиционным способом, а сегодня просто кошмарный день. Я вернулась домой, а голову, судя по всему, в Москве оставила. У меня устали руки и тряслись колени. Я за перекладину ухватилась, лицом в жёсткие листики уткнулась и решила перевести дыхание. Нужно слезть обратно, пока я не свалилась и не сломала себе шею.

— Ты вниз или вверх?

От голоса Завьялова я дёрнулась, голову вскинула и оглянулась. Генка торчал в окне своей комнаты, курил и на меня поглядывал. Вот ведь чёрт… Мне потребовалась пара секунд, чтобы решить.

— Конечно, вниз, — выдала я в конце концов, и снова стала спускаться. С последней перекладины моя нога неловко соскользнула, я руками за решётку ухватилась, а когда поняла, что уже на земле стою, выпрямилась, волосы с лица сдула и короткий халат одёрнула. — Я решила подышать свежим воздухом.

Завьялов ухмыльнулся, не спуская с меня внимательного взгляда, а я только радовалась, что он не может видеть, что я покраснела. Объяснение, конечно, было никуда не годным, но что ещё я могла сказать? Я резко развернулась и зашагала вдоль дома к парадному входу. Про себя продолжала негодовать из-за того, что так глупо попалась, и Генку последними словами крыть за его наглость и бездушие. Слова у меня кончились в тот момент, когда я за дверную ручку взялась и поняла, что дверь заперта. Я даже похолодела. Глаза к звонку подняла. Вот папка удивится, если я его с постели подниму и он меня, мягко скажем, неодетую, на пороге дома обнаружит. Как я ему объясню, что с балкона по решётке спустилась? А главное, зачем.

Пришлось возвращаться. Я нисколько не сомневалась, что Генка меня дожидается. Он как раз докурил, сигарету затушил, а я, как только подошла, сразу налетела на него, произнося слова злым шипящим шёпотом:

— Это ты дверь запер?

— Конечно, — спокойно отозвался он. — Я всегда это делаю сам, это моя работа.

— Открой мне дверь!

— Ты не кричи. Полдома перебудишь. — Генка посмеивался и с места не двигался, нависал надо мной, облокотившись на подоконник.

— Завьялов, впусти меня в дом.

— А зачем ты из него вышла? Среди ночи? И как, интересно?

— Не твоё дело.

— Да?

— Да.

Он хмыкнул. Потом руку мне подал.

— Давай, залезай.

— Размечтался! — Я даже отступила на шаг. — Я не полезу в твою комнату!

Генка за ухом почесал, а сам продолжал посмеиваться.

— Ну ладно, так и быть.

Он, наконец, скрылся с моих глаз, а я вернулась к парадному входу. Дверь уже была открыта, и Генка меня ждал. Даже одеться не потрудился, так в трусах и вышел. Я постаралась сделать вид, что не замечаю ничего, гордо прошествовала мимо и сразу к лестнице направилась.

— А где "спасибо"?

— Обойдёшься. — Я всё-таки оглянулась на него. Его мощная фигура хорошо смотрелась в полутёмной гостиной, что даже странно. Среди антикварной мебели стоял Генка Завьялов, в одних боксёрских трусах, руки в бока упёр, ноги чуть расставлены, а смотрелся как мраморная скульптура, каждый изгиб, словно, продуман кем-то, каждый мускул, напряжённая поза. Я поневоле засмотрелась. Каждый чёртов день из прошедших шести месяцев, я по нему скучала, и даже сейчас, глядя на него, скучаю. И люблю. Хоть, и клялась себе…

— Иди спать, — сказал Генка, и мне в его голосе послышалась насмешка. Непонятно как, но в темноте, на расстоянии, он почувствовал мою минутную слабость, и посмеялся над этим.

— И ты иди, — отозвалась я. А потом потянула пояс своего халата. Он легко развязался, а халат распахнулся на груди. Я руки опустила, чтобы он с плеч соскользнул, оставив меня в полупрозрачной комбинации. И я, добавив в голос мёда и соблазна, повторила: — Иди спать, Гена.