Дэрил медленно кивнул.
— Если б я мог с кем-нибудь про это поговорить, не знаю, может, ничего такого и не случилось бы. То есть я про вот эти вот дела, когда меня ну просто выводят…
— Я понимаю, понимаю. Теперь мне все ясно. Но хоть что-нибудь тебе здесь, у нас в школе, понравилось?
Хейст секунду подумал, откинувшись в кресле.
— Да вроде нет.
— А спорт?
— He-а. То есть футбол еще ниче так. Работа по дереву, в общем, нравилась, вот только мистер Маршалл — такой пидор.
— Да, Дэрил. Самый настоящий пидор.
Мальчишка взорвался от хохота.
— Ага! Про учителя сказал — пидор! Ха-ха-ха-ха-ха! Так же не говорят!
— Пидор! Пидор! Пидор! Пидор! Пидор! Пидор! Пидор! Мистер Маршалл — пидор первый сорт! — проорал Пфистер.
От восторга Дэрил заскулил, потом тоненько заржал.
— Вот видишь, Дэрил, наши взгляды, похоже, во многом совпадают. Взять мистера Дагена — козел или как?
—
— А мистер Вэчери — про него что ты скажешь?
— Пидор!
— Да, и к детишкам, наверное, пристает.
Дэрил снова забился в конвульсиях; лицо его сияло счастьем.
Загудел сигнал селектора — это была Дженни.
— У вас там все нормально, сэр?
— Да, Дженни, спасибо, все прекрасно.
Не обратив внимания на это вмешательство, Дэрил подался вперед и, словно задумав тайный ход, произнес:
— А знаете, кого я больше всего ненавижу?
— Кого, Дэрил?
— Жиллетта. Как свинья, блин, здоровый такой, жирный, потный. И пидор. И вообще придурок.
— Ты знаешь, Дэрил, тут я с тобой, пожалуй, соглашусь.
Мальчишка ухмыльнулся.
— Послушай, Дэрил, — сказал Пфистер, убирая в ящик голубой бланк, — давай не будем больше об этом деле, а?
— Да, сэр!
— С полицией, боюсь, побеседовать придется. Но в следующий раз давай-ка мы с тобой лучше обсудим, кого еще из моих сотрудников следует считать самыми настоящими пидорами — идет?
— Конечно, сэр, без проблем. У меня их, блин, целый список здоровенный!
— Не сомневаюсь. Ну что ж, а теперь иди-ка обратно в класс. Встретимся как-нибудь еще, при более приятных обстоятельствах.
Счастливо улыбаясь, Дэрил поднялся со стула.
— Хорошо, сэр. Пойду, что ли, правда. У меня сейчас французский, два урока у этой вшивой лягушатницы — ну, у
— Ха-ха-ха! Вот уж действительно дура несчастная! Да, и последнее, пока ты не ушел…
Пфистеру удалось закинуть крючок с наживкой. Это оказалось не так уж и сложно — совсем не сложно, по правде говоря.
— Что, сэр?
По-дружески легко, словно это не имело никакого значения и даже как будто заранее соглашаясь с любым возможным ответом, Пфистер спросил:
— А все-таки, чем тебе мисс Макколл не угодила?
По-прежнему широко улыбаясь, Дэрил не смог удержаться от ответа:
— Я ж говорил. Она меня, блин, доставала постоянно. И…
— И?..
— Ну, блин, ну не перевариваю я сволочь черножопую…
И тут он, вспомнив правила игры и внезапно сообразив, что нарушил их, пусть на очень короткий срок, но очень и очень недвусмысленно, замер на месте.
В ничего не выражающих глазах впервые промелькнуло выражение настоящей паники.
А Пфистер, почувствовав, как напряжение во всем теле отпустило, позволил себе некое призрачное подобие милой улыбки.
— Ах, Дэрил, Дэрил, Дэрил… — обратился он к дрожащему ученику. — Я думаю, тебе лучше снова присесть. Полагаю, нам нужно обсудить одно очень важное дело.
И вынул из ящика другой бланк — на этот раз красный, а не голубой.
ПОТЕРЯННАЯ ЧЕСТЬ ЭНГИНА ХАССАНА
Целое утро Энгин Хассан мучается над заковыристой задачкой. Можно ли занимать полосу для общественного транспорта по дороге в еврейскую картинную галерею — рассадник сионизма, который он собирается взорвать вместе с прилегающей пивной, — размышляет он. Или вреда от этого будет больше, чем пользы? Даже сейчас, стоя на светофоре, блестя пленкой испарины и нервно барабаня руками по рулю, он не может определиться. С одной стороны, он скорее попадет на небо, это несомненно. Может, даже удастся успеть к галерее в назначенный срок — важный момент, ибо толпа очень быстро поредеет, когда пройдет обеденный час пик. С другой стороны, нарушая правила, он рискует попасться на глаза полиции, что может поставить успех всей операции под серьезную угрозу. Как поступил бы Тарик? Э-э, в том-то и сложность: Тарика здесь нет. Теперь он один.
Во время вчерашней репетиции он проехал весь путь по правилам, но по каким-то необъяснимым причинам дорога была намного свободнее. В этом городе не поймешь, чего ожидать от движения, думает он. Непредсказуемо, как английская погода.
Радио в машине настроено на популярную музыкальную программу. Внимание Энгина постепенно рассеивается, он начинает подтягивать Ронану Китингу, весело, хоть и слегка фальшивя: «Жизнь — американские горки, садись и поезжай». Такое мировоззрение Энгин целиком разделяет.