Тебе не поймать меня

все мучит откровенность благовеста,

несущая кусочек жизни там, на дне.

и звон венчальный замедляет время,

тишина звенит хвостом и оплетает души.

и вдруг боговое давление, раскалывает темя,

роняя мертву девушку как китову тушу.

и выпученный страх в глазах снегурки -

сценарное падение во мглу.

вновь черной кровью залита белеса шкурка.

нема добыча — лишь легкий саван на полу.

и бросив в воду душу девушки невинной,

вы на коленях на асфальт с повинной -

ведь кривда-правда такова: была не винной,

а солевой ее любимая смертельная вода.

.

долго-долго день за днем, ночь за ночью, мысль он вел.

вопрос трескучий, как мороз, что звучал в садах меж крон,

все не давал покою он, все драл он голову кайлом.

фауст уж врос в непониманье, оно вросло в него как нимб.

крылы прибитые к отчаянью, как альбатрос он бьется ими.

и вот он вызвал дух великий, что дышит, содрогая мир,

но духа глас был столь высок иль низок,

что уху человека не уловить его речей.

лишь боль в висках, что сжаты будто в тисках

и крови брызг, век не залатать течей.

прибитый альбатрос к тонущему в крови киту

идет ко дну, идет ко дну печально.

и песни смерти сотрясают волнами океаны

и ты лежишь на пляже глядя на алую волну в поту

и ешь шашлык, покрытый слоем сала,

ни мысли нет. лишь вкус и голое довольство.

и вкус еды вдруг странным станет:

посолонеет и отдаст китом.

ну а вино алеет на закате,

и мысль на миг взовьется в небо от него.

а завтра новый день настанет

и хуй бы с альбатросом и китом.

.

мир прекрасен и разверзгнут

как челюсть мирового змея

и как влагалище каплющее теплым

стекающее на кровать уныло

он лыбится так мило и безумно

что хочется объять его полнее

но не могу, всего лишь человек я

на меня он смотрит мимо и любя

.

висит корова, грустны ее глаза

ее теплый, выпадший язык

влачится по решеткам хладным

ее автор наверняка поник

бадья стальная с пузырями крови

пар оседает на лицах мясников

что свистят свои мелодии

освобождая души от оков

.

подземные заросли, мхи

из-за занавесок тьмы

нагими шагами

едва касаясь кафеля

пленяя мой дом

опускаясь на ступени

и лампы

обещали покой

зарисованы окна, глаза

пустая затея — любое движение

металл моих стен ожил, пульсирует

медленно так, будто вовсе спит

еще минуту так полежу и пойду

но куда мне идти, скажешь "к врачу"

не учи ученых

тех чьи дни сочтенные

мы не знаем истории

и так минута превратилась в жизнь

и последняя мысль — еще минутку

.

это — мир асфальта и машин

это — мир бурлящей плоти

мышц, кожи и жил

это мир любви

этот мир не мой

он чей-то дурной сон

он святой свет, он гной

он слабый эмбрион

нам суждено рожать его

вновь и вновь

пока не станет камнем кровь

.

подсолнухи мечтают умереть

когда закончит дуть ужасный ветер

подсолнухи продолжают петь

пока сочится жилистая каша из земли

подсолнухи не могут уйти

с полей унылых, где таких толпа

подсолнухи растут без солнца

ночью темной, под луной сонной

.

когда понять, что кончен разум

и оголилось лезвием безумие?

что скинуты костюмы, что всему конец?

где краткий миг пророчества в отсутствии нелепой каши?

где полный круг не станет вдруг картиной одиночества?

как далеко могу зайти я в поисках сверхновой?

где кончусь я и станет то, что зову оно?

зову оно?

оно сияет в брызгах крови

оно кричит в моем соборе

оно грызет скелеты слов

оно стоит в двери

когда понять, что кончен разум?

тогда, когда найду законы

.

о, где же ты, европа, потерялась?

среди сатиры и пародий паровоз застыл

горячее клокочущее кровью сердце

то был мотор, теперь осталась батарейка

вернется ли подруга старых дней

или так и костенеть в тенях пустых?

а если я могу помочь, то чем?

какое топливо старушке лить по венам?

.

кто страшен боле — бог иль диавол?

последний нам понятен, близок

он служит нашим чувствам смелым,

дает решимость совершить кошмар

а бог в родильну яму бросил

мясны мешки, давленьем крови полны

дал мыслить рушащими жизнь словами

дал согрешить, попробовать кошмар

и полюбить его за простоту

.

за древянной дверью

зеленая жижа

там плавает ложка

уставшая кушать

на подоконнике

вместо растений

зеленая жижа

задает мне вопрос

над книгами полка

на третьей от верху

зеленая жижа

в ней плавают буквы

в моей голове

меж извилин течет

зеленая жижа

отвечает спокойно

будь мной, человечек

не теки, будь покоен

обрети цвет, останься

со мною, со мною

солома потухнет

волна разобьется

будь жижей за дверью

снаружи лишь смерть

.

всегда одно из двух:

1) либо хочется еще немного

2) либо хочется чтобы это наконец кончилось

.

русская классика — это будто кто — то взял прекрасный багет и толстым слоем намазал на него сыр дружба.

.

вино в моем бурдюке бараньей шкуры плещется о стенки

я — пастырь своих мыслей

я — направление, не ноги

возьми у меня все, но я не потеряю ничего

все останется при мне

пустота — главное для сосуда

и вино плещется

плещется о стенки

.

латынь лежит на моем языке

ласкает уста

звучит как белое вино

звучит как закат

я спускаюсь ниже и она со мной

чем выше я, тем жарче древнее солнце

прости меня, гераклит

мы тебя больше не понимаем

.

последний крестоносец

изгнанник и скиталец

металл щита душ тех

кто пьет кровь чужестранцев

обманут и оставлен

меч его притуплен стал

он все идет по миру

безумен, молчалив

бог сотни лет уже молчит

он позабыл о нем

был благославлен на битву

и брошен в тюрьме стали он