Любит меня? Лжет? Хотя почему он не может любить меня как друга? Даже если допустить, что он любит меня так же, как я его… Нет, это ничего не меняет. И тут я вспомнила один упущенный случай из детства. Как-то мы рисовали в моей комнате. У Влада хорошо получалось в отличие меня. Он раскрасил лисичку в оранжевый цвет и сказал, что я очень похожа на нее, такая же хитрая, как лиса. Мне так понравился этот рисунок, что попросила подарить его мне. Тогда он сказал: «Этот рисунок дорог мне, он напоминает о тебе. Если я тебе его отдам, что ценное подаришь в ответ?» Я долго думала и осматривала комнату, но ничего важного для моего сердца не было. И тогда я вспомнила, что очень любила свои длинные волосы. Решение пришло сразу. Схватила ножницы и отрезала локон. Влад тогда был сильно поражен. А сколько мама ругалась. Только она так никогда и не узнала, что отрезала их для него. И вот сейчас этот подарок детства сыграл свою роль. Не будь их, он никогда бы не узнал правды. Почему все так сложно? Почему я не могу хотя бы частично наслаждаться жизнью? Я устала.
— Ты мне все расскажешь, — ухмыльнулся он и сел передо мной.
Сделав жест рукой, шкафы подошли к Мише и стали бить так, что тот стал просто захлебываться кровью. Стало еще страшнее. И тут меня осенило. Так же убили моего отца? С такой же жестокостью? Боже, как же невыносимо здесь находиться. Хочу на воздух. Слезы текут ручьем, а я даже стереть их не могу, связана ведь. Сейчас я плакала не за себя, не за Мишу, а за отца, который подвергся такой муки. Но Влад неправильно меня понял.
— Боишься? Или его жалко? Если продолжишь молчание, то же самое будет и с тобой. Подумай об этом.
Внезапно, все стихло. Слышно было, как гулко бьется мое сердце.
— В чем дело? Почему остановились? — рявкнул он, не оборачиваясь на них.
— Он все. Откинулся, — произнес один из них.
В глазах потемнело и я отключилась.
38
Головная боль пульсировала, такое чувство, будто меня хорошенько приложили об стену. Приходя в себя, не спешила открывать глаза. Прислушивалась к обстановке. Стояла тишина.
— Я вижу, что не спишь.
Вздрогнула. С трудом открыла глаза, в них как будто стекла. Это все линзы. Мне бы сюда хотя бы увлажняющие капли для глаз. Села, облокотившись об холодную стену. Влад сидел в стороне и наблюдал за мной.
Я лежала на старом матрасе, в стороне стояло ведро. Как мерзко. Хотела размять мышцы, как почувствовала на руках цепи. Замечательно. Меня еще и прицепили, как собаку. По щелчку пальцев зашел шкаф и швырнул мне какую-то бурду в железной тарелке, так еще и ложку на пол бросил. Мне стало так противно, что скривилась. Решили меня унизить? Не выйдет.
— Ешь, — приказал Влад.
— Не хочу.
Он стал смеяться. Точно с ума сошел.
— Или ты ешь сейчас, или будешь голодной сидеть.
Плевать. Лучше с голоду умру, чем быть здесь. Мое молчание он понял правильно. И охрана убрала мой «завтрак».
— Что ж, тогда позовешь меня, когда захочешь поговорить со мной, — произнес он и вышел.
Он ждал. Ждал, когда я буду умолять отпустить меня, ждал, когда я буду выть от голода. Я держалась. Впервые что ль голодаю? Только вот во всем этом один большой минус — холод. Меня так трясло, аж зубы стучали. Но свернувшись калачиком молча терпела. Временами заходили шкафы, проверить жива ли я еще.
В один из дней я потеряла себя. Не понимала где нахожусь, не понимала, почему так холодно и почему меня трясет. Глаза открыть не могла. А когда пыталась, то была сплошная муть. Я только слышала, но никак не могла реагировать.
— Что с ней? — недовольный голос резанул мои уши.
— Ее лихорадит, похоже заболела. Температура.
— Перенести на второй этаж и вызвать моего врача.
Потом все, как во сне. Меня куда-то тащили. Потом кто-то начал трогать меня, заставили выпрямиться из прежнего положения, хотя мне по-прежнему было холодно. Приводили в чувство, но глаза я, сколько не пыталась, открыть не могла. Затем кто-то оттопырил мое веко и свет ударил, раздражая зрачок. Старик, в белом халате, покачал головой и двумя пальцами извлек сначала одну, потом вторую линзу. Закапал капли и мне стало легче. А вот дышать было больно. Кажется, легкие простудила. Потом мне что-то вливали в рот, было горькое и неприятное. Потом я много спала.
Организм никак не хотел приходить в себя. Иногда на секунду мне удавалось просыпаться и каждый раз видела его. Кажется, у меня глюки. Разве будет этот монстр сидеть рядом, когда мне плохо? Тем более после всего случившегося?
Как ни странно, у меня не было к нему ненависти. Почему? Трудно ответить. Он в отчаянии, потерял родного человека и пытается найти. Здесь больше всего виноват Миша. Сам же проболтался. Если не можешь пить, лучше не делай этого. И честно говоря, нисколько не жалко его. Миша много всего плохого сделал и заслужил. Он испортил жизнь мне и Владу, о других не знаю, но думаю, мы не одни, кто от него пострадал.