Тебе принадлежу (СИ)

Ночь уже вступила в свои права и через несколько минут люди Графа войдут в дом, где вот уже второй день скрываются Азарины. Особняк главного партнера Азарина — Молохова находился на самой окраине столицы. Официально дом принадлежит сомнительному благотворительному фонду, через который отмываются миллионы, если не миллиарды. Но я слишком долго выслеживал ублюдка, копал, ждал подходящего момента, будучи уверенным в том, что последним пунктом Азарина будет именно пристанище его дружка депутата, чьи сынки четыре года назад надругались над Ларой, пока пьяный отморозок Азарин наблюдал за происходящим. Или не только наблюдал?

Лара плохо помнит случившееся, а кто бы помнил? Твари. Депутатских сыночков я тоже достану, рано или поздно, достану, где бы они сейчас не находились. Папаша надежно спрятал ублюдков сыночков сразу после того случая. Знал, гад, что однажды я за ними приду, что не оставлю, не прощу, пока не сдохнут. Я уверен, что они до сих пор в стране, высылать их за границу слишком банально. Глупо было бы считать, что там я из не достану. А я достану. Обязательно достану.

Четыре года назад меня приперли к стенке, тогда у меня были связаны руки, сейчас же, пришло время поставить к стенке тварей, посчитавших, что им все сойдет с рук. Никакая власть, никакие доводы теперь не сумеют меня остановить. А каждый, кто посмеет открыть рот, подпишет себе смертный приговор.

—Ну что, повеселимся? — голос Демьяна разрезает возникшую ненадолго тишину. Со стороны может показаться, что Воронцов чересчур спокоен, расслаблен и относится ко всему несерьезно, словно к шутке, спектаклю, возможно игре. Но тем, кто вырос бок о бок с Графом доподлинно известно — Воронцов никогда не расслабляется, именно поэтому он до сих пор жив, несмотря на его образ жизни.

Демьян отдает приказ и мне остается лишь ждать, пока его люди войдут в дом. Граф прав, бояться и ждать меня — это одно, но он совсем другое дело. Его парни навевают ужас лишь при одном упоминании, быть может, стоит взять на заметку эту странную фишку, можно сказать, визитную карточку. Им даже делать ничего не нужно для того, чтобы привести в ужас любого, кто встретится с ними лицом к лицу. Достаточно лишь надеть белый, идеально выглаженный костюм, иметь подходящую внешность и аристократические манеры, чтобы довести потенциальную жертву до припадка. И сейчас, там, за высоким забором доводят до этого самого припадка Азариных и Молохова. Если всего пару дней назад я хотел отправить Демьяна восвояси, то сейчас радуюсь, словно дитя, что не сделал этого.

— Как я и думал, они сделали правильный выбор, — произносит Воронцов, не скрывая победной улыбки, выступившей на его губах.

В дом вхожу, сдерживая себя с огромным трудом. Желание разорвать, уничтожить ублюдков бурлит в крови, растекается по венам словно яд, отравляющий разум. Четыре года я ждал этой минуты.

В огромной, пожалуй, слишком вульгарно обставленной гостиной меня ожидает подарочек. Три пары испуганных глаз устремляются на меня, стоит мне показаться на пороге. Гром и Матвей молча следуют за мной, и, если первый способен сохранять невозмутимый вид, то второй так и искрит праведным гневом.

— Ты за это заплатишь, — выплевывает Азарин старший.

Нет, Гурам Рустамович, платить здесь придется не мне. Я вижу страх в глазах подонков, ужас, граничащий с безумием, на их фоне его угрозы кажутся нелепыми, глупыми. Последняя попытка утопающего ухватится за жизнь.

— Этого в багажник, — отдаю приказ, кивая на побледневшего от ужаса Рустама. Я ведь обещал, что ты ответишь, ублюдок. Рано или поздно за все приходится отвечать. Слышу, как рядом раздается гулкий скрип зубов Авдеева, не будь здесь меня, он разорвал бы эту мразь на части голыми руками, и я дам ему такую возможность, но позже.

— Ты хоть понимаешь, что тебя ждет, Демин, мою смерть тебе не простят, — в голосе Гурама слышится отчаяние. Он и сам не верит в сказанное, но отчаянно цепляется за угрозы, которые никому не интересны. Он сдохнет, сдохнет через несколько часов. И нет, о быстрой смерти и речи быть не может, но ему пока об этом знать не стоит.

— Помолчи, — произношу и бросаю на стол бумаги, — подписывай.

Церемониться с ним у меня нет ни времени, ни желания. Посмотрев на меня, он с недоверием во взгляде берет в руки документы. Всматривается в них какую-то долю секунды и с яростью, присущей загнанному в клетку зверю, швыряет бумаги к моим ногам. Глупо.

—Я не стану это подписывать, — бросает с презрением, все еще силясь строить из себя хозяина положения.

— Подпишешь, — усмехаюсь, — ты в любом случае труп, а вот сыну твоему я дам возможность спасти свою задницу, — я не лгу, возможность я ему дам, но вряд ли, ему удастся в полной мере воспользоваться своей удачей.

— Тебя закопают, Демин, ты переходишь черту, — подает голос Молохов.

— Разве? — ухмыляюсь. Меня не тронут, не в этот раз. А, если и предпримет кто попытку, то отправится следом за этими двумя. — Подписывай, — повторяю Азарину, возвращая бумаги на место.