Тебе принадлежу

Стэлла

Зайдя в ванную, я остановилась. На миг мне показалось, что всё это уже было, что когда-то я уже стояла именно так, видела то, что вижу сейчас… Ощущение дежавю прошло так же быстро, как и появилось. Я тронула левое запястье, выдохнула. Сняла футболку и, кинув в корзину для белья, сама не зная зачем, включила воду. В верхнем левом углу зеркала переливалась окружённая вензелями буква «А». Какое-то время смотрела на неё, а после взяла лежащую на стеклянной полочке помаду и вывела ещё одну. Выглядело странно, но кому, в сущности, какое дело? Вряд ли наши с Алексом отношения вообще можно засунуть в какие-то рамки.

Не закрывая, кинула помаду обратно и уставилась на своё отражение. А это уже точно было. Когда-то… Девушка по ту сторону стекла казалась удивительно знакомой и в то же время какой-то… неправильной.

— Ну здравствуй, — шепнула я. – Как ты?

Лицо её обрамляли пряди тёмных волос, и я вдруг почувствовала, что это вовсе не её. Не моё. Пальцы сами собой легли на ручку верхнего ящика. Выдвинув его, я достала ножницы. Щекотнув меня по груди, прядь упала к ногам, за ней ещё одна…

Черты лица становились более чёткими, взгляд – прямым. Мы повзрослели. Я и та, другая, что отражалась в зеркале. Всего на секунду я прикрыла глаза и вдруг услышала донёсшийся издалека детский плач. Голоса, раздающиеся из кухни, пол под босыми ногами, только не теперь, а когда-то давно и… Я и прежде уже слышала этот плач – надрывистый, отчаянный, словно бы плакал совсем крохотный ребёнок. Тряхнула головой, отгоняя наваждение. В первый раз это случилось несколько лет назад, как раз после… после того подвала, где меня выпотрошили, как бесправное животное. Потом ещё несколько раз – ночью, во сне. Теперь же плач был словно бы отчётливее, понятнее, переплетался с другими звуками, с ощущением деревянных ступенек под босыми ногами, ворса ковра. Я снова тряхнула головой и с остервенением резанула очередную прядь. Ещё и ещё… Закончив, бросила ножницы в раковину, где уже лежал колпачок от помады. Закрыла воду. Так себе получилось, но, кажется, с короткими волосами мне и правда лучше. Теперь это действительно я не такая, какой могла бы быть, а такая, какая есть.

Прежде, чем Алекс прикоснулся ко мне, я увидела его отражение в зеркале на стене душевой кабинки. Стоило ему зайти внутрь, пространства мигом не стало, но меня это не встревожило. Напротив. Спокойствие и даже какое-то облегчение – именно это я почувствовала, едва он оказался рядом. Ладони его легли на мои плечи, большие пальцы прошлись по коже с лёгким нажимом. Мы по-прежнему смотрели друг на друга через стекло, и я понимала, что хочу, чтобы так было всегда. Чтобы я рядом с ним, чтобы его ладони на моём теле, чтобы только его прикосновения и его близость. Он тот, кто вернул мне жизнь. Во всех пониманиях этого: он вернул мне прошлое, он взял меня за руку и повёл за собой в будущее. Но главное, он вернул мне само ощущение жизни. Без него я была мёртвой, а с ним…

Откинувшись на грудь Алекса, я выдохнула. Руки его переместились на мою грудь, после – на живот, губы проскользили по виску.

— Ты уверена, что хотела именно этого? – потёрся носом у меня за ушком. Я поняла, что он говорит про мою, если это можно так назвать, стрижку.

— Не то чтобы именно этого… — накрыла его ладони своими. – Боюсь, парикмахер из меня так себе. Но в целом…

— Ты прекрасна, Стэлла, — губы на моей шее, на изгибе плеча и снова на шее. — Всегда прекрасна.

Мягко проведя пальцами по лобку, Алекс принялся вырисовывать невидимые узоры на животе, после вернулся к груди. Я прикрыла глаза, наслаждаясь его уверенными, немного жёсткими и в то же время безумно приятными прикосновениями. Зажав сосок между пальцами, он покрутил его, прикусывая кожу на шее, отпустил и обхватил грудь целиком. Я никогда не думала, что способна чувствовать так… Так остро, так глубоко. Никогда не думала, что способна довериться настолько, чтобы не оглядываться назад, не возвращаться в прошлое. С каждым его касанием горячая спираль желания всё явственнее закручивалась во мне, и меня это больше не пугало. Я больше не чувствовала сомнений ни в нём, ни в себе самой. Те из них, что ещё цеплялись за моё сознание уродливыми клешнями до сегодняшнего дня, остались за чертой прошлого.

Приподняв веки, я вновь посмотрела на нас. Алекс потёрся носом о мой затылок, поцеловал, прикусил. Ладони его накрывали мою грудь, бёдра плотно прижимались ко мне, и я чувствовала его безусловное желание, его мощь и силу.

— Алекс, — позвала я, сама не зная, что хочу ему сказать. Хотелось увидеть серебристую сталь его глаз, чёрный огонь зрачков. Хотелось смотреть на нас. Мы были вульгарны… Прекрасны и вульгарны одновременно.

— М-м-м? – замычал он, продолжая целовать меня в волосы, покусывать затылок. Вдохнул, смял грудь.

Я застонала. Внутри всё напряглось, сжалось, острое желание согрело бёдра, живот. Соски стали твёрдыми и сладко-болезненными. И опять его пальцы вниз – от груди к плоти. Мягкое прикосновение…

— Как насчёт зеркального пола в душе? – у меня вырвался смешок.

Позволяя ему трогать себя, шире раздвинула ноги и сразу же едва не потерялась. Пальцы внутри: знающие меня, уверенные. Погладив, он проник глубже, провернул и снова погладил. Несколько твёрдых движений вперёд-назад и снова нежные поглаживания. Я прикусила губу, невольно схватила его за запястье.

— Неплохая идея, — разведя пальцы, он натянул мою плоть.

Я опять застонала, царапнула его руку. Ноги стали слабеть, подгибаться. Внутри пульсировало всё сильнее и сильнее, и я знала – это далеко не предел. Склонила голову на бок, подставляя его губам шею и плечо, шумно, несдержанно выдохнула.

На несколько секунд он остановился. Теперь он не трогал меня внутри, только мягко, самыми кончиками пальцев, поглаживал складки лона и, прищурившись, смотрел на наше отражение. Серебристо-серая сталь глаз, чёрное пламя в зрачках…

— Думаю, мы можем выложить зеркалами всю кабинку. Как тебе?

— Люди подумают, что мы извращенцы, — натянуто, сипло, засмеялась я. Погладила его по руке, второй, изогнувшись, обхватила за шею, ещё плотнее прижимаясь к нему спиной.

— Нехрен людям делать в нашей спальне. — Он нашёл мои губы. Поддел дразнящим поцелуем. Тронул языком нижнюю, верхнюю, но внутрь не проник. Я прикусила его губу, отстранилась, посмотрела в глаза.

— До тебя меня не было, Алекс, — признание слетело с губ само собой, хотя говорить я этого не собиралась. Никогда.

Он взял меня за подбородок. Вгляделся пристальнее, не пытаясь ни трогать, ни целовать. Качнул головой.

— Ошибаешься. Ты всегда была, Волчонок. И ты всегда была прекрасна.

Я хотела возразить, хотела сказать ему, что это неправда, но не смогла. Во взгляде его была такая непоколебимая уверенность, что слова застряли в горле, а после и вовсе потерялись. Вода хлюпнула под босыми ногами, стоило мне сделать крохотный шаг, струи покатились по лицу. Отпустив мой подбородок, Алекс собрал в горсть короткие волосы на затылке и улыбнулся.

— А если бы мне захотелось, чтобы ты стала блондинкой?

— Я бы послала тебя нахрен, — не колеблясь, ответила я.

На губах его появилась улыбка, на щеке – ямочка.

— Вот видишь, Волчонок. За это я тебя и полюбил.

Выдох застыл, так и не сорвавшись с губ. Я смотрела на Алекса, буквально впивалась взглядом и видела в нём всё ту же непоколебимую уверенность. Он больше не улыбался, но на щеке всё ещё угадывалась едва заметная ямочка. Я чувствовала, что глаза стали влажными, чувствовала, как предательски щемит в груди, как сжимается горло. Шагнула ближе, вплотную, скрывая покатившиеся слёзы под струями льющейся воды, но Алекс тут же поцеловал меня в уголок глаза.

— Солёная… — выдохнул он.

— Душ… — шмыгнула носом. – Наверное, он сломался.

— Наверное, — приподняв мою голову, Алекс коснулся губ. Неторопливо, с каждым мигом всё глубже, сильнее, до тех пор, пока всё окружающее не потеряло значимость.

Я обвила его шею руками, прильнула к нему, отвечая жадно и нетерпеливо. Растворялась в нём и в нашей близости. Чувствовала его твёрдые мышцы своим телом, его стоящий член, и знала лишь одно – хочу. Его хочу, быть с ним хочу, хочу принадлежать ему. Хочу, чёрт подери, быть его женой. Хочу ночей на палубе яхты возле берегов Майорки, хочу с ним на перегонки под закатным солнцем, ночей с ним в одной постели. И плечом к плечу с ним хочу. Не потому, что слабая и не смогу без него. Нет. Без него я не слабая, но с ним… С ним я цельная, с ним я сильная. С ним я женщина, птица, ветер… И без него мне уже не нужно. Никогда.

Языки наши сталкивались, сплетались. Кончик к кончику и сильнее, в глубину. Сладко и нежно, горячо и чувственно, настырно, чтобы рассыпаться горячими углями и вспыхивать вновь. Я трогала его волосы у линии роста, мягко царапала шею, дышала им. Укус, по невидимой ранке языком… Почувствовала, как пальцы его касаются моего плеча, как обводят оставшиеся от пуль шрамы. И снова глаза в глаза.

— Ну что? – по телу пробежали мурашки, когда он обрисовал лопатку и опять очертил раны.

— Ничего, Стэлла, — не отводя взгляда.

Накрыл оба шрама ладонью. Шумно выдохнул, и пламя в зрачках взметнулось, будто кто-то ливанул в костёр бензин. Развернул меня к себе спиной и поцеловал плечо, лопатку. Вокруг, медленно приближаясь к ещё не до конца зажившим ранкам. Вновь поцеловал и прильнул лбом. Большой, сильный, почему-то в этот момент он показался мне настолько беспомощным, что я, развернувшись обратно, обхватила его обеими руками. Он встал передо мной на колени, прижался головой к животу, к солнечному сплетению, обнял так сильно, что я опять почувствовала, как щиплет глаза. Запрокинула голову и опустила веки. Погладила, запустила пальцы в его волосы, прижала к себе ещё крепче.

— Никогда так больше не делай, детка, — просипел он.

Я зажмурилась сильнее, зная, что, если потребуется, сделаю. Тысячу, миллион раз сделаю. Сделаю, даже если буду знать, что этим всё кончится.

Выдохнула и, опираясь ему на плечи, опустилась рядом на колени. Села напротив и дотронулась до его лица, до колючей щетины.

— Может, мы уже займёмся любовью? – кривовато усмехнулась, пытаясь скрыть за этой усмешкой накатившие лавиной чувства. От него их, конечно, не скроешь, но всё же…

— Обязательно. — Он сгрёб меня за шею, притянул к себе и просипел в самые губы: — Нахрена, ты думаешь, я к тебе припёрся?

Быстрый, резкий поцелуй, язык к языку, жар дыхания. Ладонь моя скользнула по его возбужденному члену. Бархатная головка, выступившая набухшая вена… Алекс зарычал, поцелуй стал ещё глубже. До боли, до последнего глотка воздуха. Рывок наверх, и я уже стою, упираясь ладонями в зеркало. Движение навстречу и один на двоих стон. Он во мне, внутри меня. Я его. Его…

— Кстати, — Алекс поймал меня за край полотенца, едва я отошла от него на пару шагов, — мне понравились твои художества на зеркале.

Полотенце приподнялось, открыв его взгляду мои бёдра, и он не замедлил этим воспользоваться. Остановился, рассматривая меня, немного помедлил и дёрнул полотенце сильнее. Я ухватила узел на груди. Ноги всё ещё были ватными и подкашивались, тело казалось невесомым, кожа горела от поцелуев. Хотелось упасть на постель, раскинуть руки и вдохнуть, а после… после открыть глаза и поймать взгляд Алекса.

— Я не шутила насчёт твоей фамилии, Алекс, — разжав пальцы, я позволила ему забрать полотенце.

Он тут же кинул его на пол рядом с собой. Прошёлся по мне взглядом – быстро, но так, что меня окатило жаром, окутало языками чёрного пламени его зрачков. Я сделала шаг назад, к постели, он же не двинулся с места. От него исходила опасность. Твёрдая линия подбородка, сталь в глазах… Когда-то я думала, что он сломает меня, думала, что только для этого и нужна ему. Ошиблась. Он не сломал – он починил меня. Словно гений собрал растерзанное, разрушенное, и смастерил заново.

— Я знаю, — сказал он тихо и только после этого подошёл.

Взял мою ладонь и, приподняв, сплёл наши пальцы. Полотенце на его бёдрах не мешало мне чувствовать его. Я понимала, что нас ждёт продолжение начатого и вовсе не была против.

— Мне понравилось заниматься любовью, — шепнула, приподнявшись на носочки, и обняла его.

— Хочешь сказать, что сексом со мной тебе заниматься не нравилось? – вторая его ладонь легла мне на ягодицы.

— Секс с тобой – это и есть любовь, дурак, — тронула его мокрые волосы, прижалась губами к тёплой коже плеча, вдохнула и тихо застонала.

Пережитое за сегодняшний день вывернуло наизнанку все мои чувства, непрошенные слёзы наворачивались на глаза. Хотелось стоять рядом с ним, дыша им, обнимая его и зная, что так и должно быть.

Он сжал мои ягодицы, крепче втиснулся в меня бёдрами, не оставляя между нами ни миллиметра пространства. Окна были незашторенны, и я могла видеть наши размытые силуэты на фоне чёрной, испещрённой звёздами ночи.

— Подожди, — шепнула я Алексу в губы и, выскользнув, подошла к окну не боясь, что кто-то может наблюдать за мной с улицы. Почему-то меня не смущало это: стыд, неловкость, страх куда-то пропали. Я чувствовала взгляд Алекса, и это всё, что мне было важно.

Задёрнула шторы и повернулась к нему. Он стоял на прежнем месте и действительно смотрел на меня. Рывком сдёрнул шёлковое покрывало, бросил на пол и протянул раскрытую ладонь в приглашении.

— Как думаешь, — вложив свою, заговорила я, — Лиане сильно влетит от Рената?

— Чёрт их знает, — усмехнулся он и, приподняв руку, заставил меня крутануться вокруг своей оси. После резко впечатал спиной в грудь и, поцеловав в скулу, прикусил мочку уха. – По идее, это тебе должно влететь. Причем влететь конкретно.

— Сам виноват, — простонала я, чувствуя влажные торопливые касания его губ. Кожа к коже, тело к телу, сердце к сердцу…

Не успела я опомнится, Алекс сгрёб меня за талию и, усевшись на край постели, усадил к себе на колени. Я тут же обхватила его. Поцелуй, ещё один… Его ладони на моих бёдрах, на ягодицах, на спине… Прохладный августовский воздух, проникая через раскрытое окно, дурманил запахами созревших яблок, до слуха доносилось едва слышное журчание фонтана и чириканье неугомонных ночных птиц. Ночь принадлежала нам, этот миг принадлежал нам.

— Я люблю тебя, Александр Аверин, — шепнула я ему в губы, — и я согласна быть твоей женой. Можешь засунуть свой дурацкий развод через десять лет себе…

Договорить он мне не дал – повалил на спину и принялся покрывать поцелуями грудь. Быстрыми и какими-то особенно резкими. Каждый – укол нежности, страсти, ласки. Он клеймил меня невидимыми знаками принадлежности себе, а я получала от этого удовольствие. Прогнулась под ним, выдохнула через рот, поглаживая крепкие широкие плечи. Он потёрся щекой о мою грудь, втянул в рот сосок и потрогал его кончиком языка. Подул и облизал, да так, что уже только от этого свело низ живота, а между ног заныло.

— Как ты это со мной делаешь? – застонала я, ощущая его поцелуи под грудью, на рёбрах. Схватила за плечо, оттолкнула и сама принялась целовать. Мне нравилось, как играют под пальцами его мышцы, как колотится его сердце, нравилось чувствовать шёлк волос на груди. Коснулась губами ключиц, опустилась ниже и прикусила маленький плоский сосок. Он тут же схватил меня за волосы – несильно, но крепко, зарычал и притянул к себе. Зубы наши стукнулись, губы обожгло болью и сладостью.

— Люблю тебя, — повторила я. — Люблю…

— Моя? – только и просипел он. Я переставила руку, пальцы ударились обо что-то мягкое и одновременно твёрдое.

— Твоя, — откликнулась я. Губы в губы, лёгкий привкус крови. И снова бархатная мягкость под ладонью. Шнурок…

Внезапно на постель что-то посыпалось. Выдохнув, я глянула и увидела россыпь переливающихся камней. Бриллианты… Крупные и совсем крошечные, огранённые, они отражали верхний свет. Чёрный бархатный мешочек…

— Мне кажется, заниматься сексом на бриллиантах… — переведя взгляд на Алекса, я облизнула губы. Снова выдохнула. – Даже для тебя это слишком.

Собрав рассыпавшиеся по постели камни в горсть, он посмотрел на них с такой небрежностью, что я с трудом сдержалась от того, чтобы фыркнуть. Прищурился. Уголки его жёсткого рта тронула усмешка. Одним движением он повалил меня на спину. Я почувствовала маленькие невесомые удары, увидела, как бриллианты проскальзывают меж его пальцев и, переливаясь, падают. Взяв мешочек, он высыпал на ладонь всё, что там было и принялся ручейком выпускать их на мою грудь, живот, бёдра.

— Ты сумасшедший, — прошептала я, глядя на него снизу вверх. Лицо его скрывала тень, на скулах темнела щетина, в глазах полыхало уже не пламя – огненная буря. Несколько бриллиантов упало мне в выемку пупка… Ещё и ещё, пока он не заполнил её, на ключицы, вокруг сосков…

— Тебе идёт, — украсив последним лобок, заключил он и тут же, склонившись, принялся целовать.

Я обхватила его за шею и опять заставила перевернуться. Камни посыпались во все стороны: на постель, на него, на пол. Перекинула ногу через бёдра, посмотрела в глаза. Рассыпавшиеся по груди Алекса бриллианты блестели в тёмном шёлке волос. И опять губы на губах… Обвив его лицо ладонями, я целовала его до тех пор, пока мы не стали задыхаться. Губы болели, но остановиться… Подхватив под ягодицами, Алекс усадил меня на себя. Из самого моего нутра вырвался протяжный стон. Ещё не до конца готовая принять его, я ощутила лёгкую, едва различимую боль и запрокинула голову, понимая, что, смешиваясь с возбуждением, она заставляет меня чувствовать ещё острее. Упёрлась Алексу в грудь, приподнялась и опустилась на нём. Бриллиант впился в ладонь, ещё один был под пальцами. Руки Алекса по моим бёдрам… Движение… Широко раздвинув ноги, я впускала его так глубоко, как только могла. Хотела его всего, до темноты, до безумия, до предела. Камни царапали колени, и я, недолго думая, смахнула часть из них на пол. Судя по звуку, несколько ударилось о тумбочку.

— Это была не очень хорошая идея, — простонала я, насаживаясь на него. Вверх и вниз, глубоко, до дрожи, до сладкой боли, до ночи в глазах, до звёзд, до близости неба. Так, что можно дотронуться пальцами до самого-самого, почувствовать себя вне времени…

— Пожалуй. — Он сильнее ухватил меня за ягодицы. Резко насадил на себя, вырывая у меня громкий всхлип. Подался бёдрами навстречу, вгоняя член так глубоко, что перехватывало дыхание. Его кожа под моими пальцами была влажная. Я сама была влажная, жаркая, наполненная им и чувствами к нему. Чувствовала, как катится меж грудей капелька пота, как липнут ко лбу волосы, как напрягаются бёдра, как скручивает внутри желанием быть ещё ближе к нему, отдаваться ему… Обхватив мою грудь, Алекс снова подался ко мне. Тела влажно соприкоснулись, острое наслаждение отдалось в каждом нерве, вырвалось из нутра вскриком.

— Теперь моя очередь, малышка…

Не выходя, он перевернулся и подмял меня под себя. В зад тут же впились камни, и я тихонько засмеялась. Всхлипнула и в следующий миг застонала, ощущая его резкие, быстрые движения внутри. Он брал меня, каждым прикосновением, каждым проникновением брал, подтверждая своё право на это.

— Моя? – глаза в глаза, душа к душе, сердце к сердцу.

— Твоя, — на выдохе. Пальцами, ладонями по его влажным плечам, по широкой груди, по рукам и опять по груди, чувствуя, как сердце стучит, разгоняя кровь. Стучит не только в его груди, не только для него, но и для меня, во мне. Прилипший к влажной коже камушек упал и ударился о мою кожу. – Ты был прав, Алекс, — ловя его ритм, тяжело, сипло дыша под ним. — Я принадлежу тебе. Твоя…

— Моя, — губы в губы и его толчок в меня.

Вскрик, пальцы на плечах. Ещё быстрее, ещё больше. Держа за бедро, он буквально вонзался в меня, заставляя метаться по постели и шептать его имя. По венам моим струился живой огонь, пульс его бился во мне, мой в нём. Я вдыхала его, я была его продолжением, его запах наполнял мои лёгкие, его бёдра к моим, его взгляд в меня, весь он в меня, во мне, а я… я для него.

Взяв мою руку, Алекс прикусил кожу на запястье, подушечки пальцев. Я заметалась. Спираль внутри меня раскалилась, напряглась до предела. Дыхание вырывалось рвано, несдержанно. Я чувствовала только его толчки внутри, его пальцы на коже, запах сандала и страсти. Его всего. Всего, до дрожи, до одной на двоих жизни. Иначе и быть не могло. Его. Я его…

— Алекс! – закричала я, выгибаясь. Оргазм был такой сильный, что из глаз, сбегая по вискам, потекли крупные, горячие слёзы. С губ слетел полувсхлип-полустон. Он дарил мне наслаждение, он знал моё израненное, измученное, исковерканное тело, и касание за касанием вдыхал в него жизнь. Он не меня целовал – он целовал шрамы на моей душе. Каждый из них он трогал пальцами, губами, и я знала, что они не вызывают у него отвращения. Открылась ему, прижалась, дыша им. Каждая клеточка моего тела напряглась и рванула невозможным удовольствием.

— Детка… — зарычал Алекс мне в шею. Я цеплялась за его мокрые плечи, не в силах унять бьющую меня дрожь. – Стэлла… — его пульсация внутри, его каменные мышцы, его рык. Раскрыв глаза, я уставилась в зеркало над постелью.

Мокрые, растрёпанные, на усыпанной переливающимися бриллиантами простыни… Мои широко разведённые ноги, крепкие ягодицы Алекса…

Царапнув его по спине, я выдохнула. Смахнула камень.

— Если ты ещё раз притащишь в нашу постель эту дрянь… — застонала я.

— Согласен, — его язык на моей мокрой шее. Наглое, откровенное прикосновение – от ключиц до самого подбородка, будто он хотел не просто коснуться, вылизать меня. – Лучше лепестки роз.

— Лучше ты и я, — отозвалась я. – И больше ничего.

Он прикусил мою скулу, поцеловал. Я выдохнула и на несколько секунд замерла – обессиленная и наполненная жизнью, наполненная любовью и пониманием, что это всё, что мне нужно. Сердце к сердцу, душа к душе.

Прошло несколько долгих, пропахших сандалом, упоительных секунд прежде, чем я, вздохнув, выбралась из-под него. Присела и принялась отряхивать от камней бёдра. Какое-то время Алекс смотрел на это, а после притянул к себе и сам смахнул их с ягодиц. Прижал и прошептал:

— Первым, что я увидел на кухне Вандора, был твой орешек.

— Мой орешек? — ощущая поглаживания по этому самому орешку, невольно усмехнулась я. – То есть, тебе приглянулся мой зад?

— Он шикарен, — звучно шлёпнул меня, да так, что я тут же ударила его в плечо кулаком. – Алекс!

— Как-нибудь мы им займёмся, — пообещал он, и в глазах его блеснули серебристые смешинки.

Я цокнула языком и покачала головой, вынимая бриллиант из влажных завитков волос на его груди. Поцеловала в скулу.

— Как-нибудь, — пообещала я. — Но не сегодня. – Ещё один бриллиант, теперь в его волосах цвета спелой пшеницы. – На сегодня экспериментов мне хватило. Твоей горничной придётся потрудиться, чтобы привести здесь всё в порядок.

— Не думай об этом. — Он взял мою руку и поцеловал ладонь. Прижал к щеке.

С минуту мы так и просидели молча. Сердце потихоньку выравнивало биение, дыхание уже не было тяжёлым. Тронув бедро Алекса, я провела вверх и убрала пальцы.

— Что? – внимательно посмотрел на меня.

— Мой дядя… Он не любил мою мать, Алекс. Разве можно убить человека, которого любишь?

— Некоторые люди вообще не способны любить, малышка. — Он притянул меня к себе и положил ладонь мне на затылок, прижимая голову к своему плечу. – Не пытайся понять это. Просто прими.

Он был прав. Поцеловав в шею, я опустила голову ему на плечо и закрыла глаза. Некоторые люди просто не умеют любить, вот и всё. Хотела спросить его, смог бы он выстрелить в меня, если бы я выбрала не его, но промолчала. Вспомнила наш разговор в беседке. Он всё сказал ещё тогда. К чему вопросы, если я и так прекрасно знаю ответы? Никогда. Никогда он не смог бы сделать этого со мной. Никогда.