Читаем 'Тебя, как первую любовь' (Книга о Пушкине - личность, мировоззрение, окружение) полностью

Лев Толстой как-то отозвался о своем дальнем родственнике (Американец двоюродный дядя великого писателя): "необыкновенный, преступный и привлекательный человек". Он был значительно старше Пушкина и ко времени их знакомства в 1818 - 1819 годах имел уже легендарную биографию. Он побывал в кругосветном плавании с экспедицией адмирала И. Ф. Крузенштерна. За буйное поведение, хулиганские выходки и строптивость его высадили на один из островов около Аляски (отсюда и прозвище - Американец), где он прожил среди местного населения несколько месяцев.

Свою подмоченную репутацию Толстой восстановил в боевых кампаниях Отечественной войны, где проявил безумную храбрость и смекалку.

После войны вышел в отставку, жил в Москве на широкую ногу, играл в карты и отчаянно дрался на дуэлях. В обоих этих занятиях бывал невероятно удачлив.

У Американца-Толстого много общего с Нащокиным, с которым он, кстати, был особенно дружен. Яркая, одаренная, недюжинная натура, человек, наделенный нечеловеческой энергией, волей, самообладанием, умом и растрачивающий себя в "удушливой пустоте и немоте русской жизни"

(А. И. Герцен)...

Герцен познакомился с Американцем уже после смерти Пушкина и так описывал его: "Один взгляд на наружность старика, на его лоб, покрытый седыми кудрями, на его сверкающие глаза и атлетическое тело показывал, сколько энергии и силы было ему дано от природы. Он развил одни буйные страсти, одни дурные наклонности, и это не удивительно:

всему порочному позволяют у нас развиваться долгое время беспрепятственно... Он буйствовал, обыгрывал, дрался, уродовал людей, разорял семейства... Женатый на цыганке, известной своим голосом и принадлежавшей к московскому табору, он превратил свой дом в игорный, проводил все время в оргиях, все ночи за картами..."16 Вместе с тем в молодости он слыл вольнодумцем и "горячей головой", громче всех "шумел" на офицерских сходках. Это о нем говорит Репетилов в "Горе от ума":

Но голова у нас, какой в России нету,

Не надо называть, узнаешь по портрету:

Ночной разбойник, дуэлист,

В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,

И крепко на руку нечист;

Да умный человек не может быть не плутом.

Когда ж об честности высокой говорит,

Каким-то демоном внушаем:

Глаза в крови, лицо горит,

Сам плачет, и мы все рыдаем.

Американец, конечно, узнал себя в этом портрете и, встретив Грибоедова, сделал обиженную мину:

- Зачем ты обо мне написал, что я крепко на руку нечист? Подумают, что я взятки брал. Я взяток отродясь не брал.

- Но ты же играешь нечисто, - заметил Грибоедов.

- Только-то? Ну ты так бы и написал, - ответил Толстой и, собственноручно поправив строку Грибоедова на "В картишках на руку нечист", снабдил ее примечанием: "Для верности портрета сия поправка необходима, чтобы не подумали, что ворует табакерки со стола..."12 Будучи нечист на руку, Американец охотно разглагольствовал о чести, был умен, проницателен, широко образован, говорил на нескольких тзыках, любил музыку и литературу, много читал, вращался среди поэтов и артистов. Он запросто, по-приятельски общается с Пушкиным, Грибоедовым, Чаадаевым, впоследствии с Герценом. Жуковский к нему благоволит, Нащокин его любит.

Толстой - добрый малый, охотно помогает близким, не раздумывая вступается за честь друзей, рискуя собственной жизнью.

Однажды приятель Толстого попросил его быть секундантом на дуэли.

Толстой согласился, дуэль назначили на другой день в 11 часов утра.

В назначенное время дуэлянт явился к Американцу и застал его спящим.

Гот отмахнулся спросонья. Приятель напомнил:

- Разве ты забыл, что обещал быть моим секундантом?

- Это уже не нужно. Я его убил, - ответил Американец, позевывая.

Оказалось, что накануне он сам вызвал обидчика своего друга на дуэль, условился стреляться в 6 часов утра, убил его и спокойно лег спать24.

Один из многочисленных друзей Американца так отзывался о нем уже после его смерти, в разговоре с молодой дамой:

- Таких людей уж нет. Если б он вас полюбил и вам бы захотелось вставить в браслет звезду с небес, он бы ее достал. Для него не было невозможного, и все ему покорялось. Клянусь вам, что в его присутствии вы не испугались бы появления льва.

На склоне лет Федор Толстой стал суеверен. Тени убитых на дуэлях не давали ему покоя. Убитых было одиннадцать человек! Толстой аккуратно записал все их имена. У него было двенадцать детей, но одиннадцать из них умерли один за другим в младенчестве. И со смертью каждого ребенка Американец вычеркивал из своего списка фамилию убитого на дуэли и писал "квит". Когда он вычеркнул таким образом последнюю фамилию, то сказал:

- Ну, слава богу! Хоть мой курчавый цыганеночек будет жить12.

Ребенок действительно остался жив.

С таким-то человеком и столкнула судьба Пушкина накануне его ссылки.

Поэт потянулся к этой своеобразной личности, к человеку, о котором Вяземский в 1818 году написал восхитившие поэта строчки:

Под бурей рока - твердый камень!

В волненьи страсти - легкий лист...

Знакомство с Американцем чуть не стало роковым в жизни поэта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Искусство цвета. Цветоведение: теория цветового пространства
Искусство цвета. Цветоведение: теория цветового пространства

Эта книга представляет собой переиздание труда крупнейшего немецкого ученого Вильгельма Фридриха Оствальда «Farbkunde»., изданное в Лейпциге в 1923 г. Оно было переведено на русский язык под названием «Цветоведение» и издано в издательстве «Промиздат» в 1926 г. «Цветоведение» является книгой, охватывающей предмет наиболее всесторонне: наряду с историко-критическим очерком развития учения о цветах, в нем изложены существенные теоретические точки зрения Оствальда, его учение о гармонических сочетаниях цветов, наряду с этим достаточно подробно описаны практически-прикладные методы измерения цветов, физико-химическая технология красящих веществ.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вильгельм Фридрих Оствальд

Искусство и Дизайн / Прочее / Классическая литература