'Тебя, как первую любовь' (Книга о Пушкине - личность, мировоззрение, окружение)

Античность несомненно отозвалась в пушкинских стихах. Но не в прямом подражании, не в тяжеловесных гекзаметрах, которыми тогда некоторые поэты экспериментировали, а в легчайших и звучных поэтических формах. Но это не просто "гладкие стихи", это не холодный мрамор. Это стихи обжигающие, опьяняющие, заражающие, исповедальнические, неизменно искренние и в то же время часто - трибунные, громкие, ораторские. Их можно петь, и их хочется читать во весь голос. Их можно шептать.

Нам сейчас трудно себе представить, какой переворот в умах, в воззрениях, вкусах современников, в духовной жизни общества произвела поэзия Пушкина, каким это было новым, неслыханным на Руси явлением!

"Неслыханным" - это выражение Белинского.

Всего через несколько лет после смерти Пушкина он, оглядывая с близкого тогда временного расстояния творческий путь поэта, сказал: "Явись теперь на Руси поэт, который был бы неизмеримо выше Пушкина, его появление уже не могло бы наделать столько шума, возбудить такой общий, такой страстный энтузиазм, потому что после Пушкина поэзия уже не невиданная, не неслыханная вещь"29.

Значит, чтобы понять, чем явилась для России поэзия Пушкина, нужно понять, что же было до него. Чтобы осознать, "как стал писать этот злодей", надо представить себе, как писали до него, что за литература была тогда на Руси.

XVIII век, век Просвещения, создал по французскому образцу своеобразный идеал поэзии; ее задачей считалось либо поучение, морализирование, изложение в стихах научных истин, открытий, то есть дидактика и риторика, либо - комплиментарное воспевание в торжественных одах крупных исторических событий, военных побед, восхождения на престол правителей, их "славных деяний".

Преимущественно в этих двух узких берегах и двигалась русская поэзия в течение всего XVIII века от Кантемира и Ломоносова до Фонвизина и Державина (талантливейшего из русских поэтов XVIII века, давшего первые образцы истинной лирики).

Поэт, словно склоняясь в почтительном реверансе перед царем или героем, в выспренних выражениях превозносил его заслуги. Он ораторствовал, голос его гремел, он, "восторгом грудь питая", употреблял выражения только "в высоком штиле".

Подобная поэзия была искусственной и часто уродливой пересадкой с чужой почвы, чурающейся родного языка, "корчащей" его на манер латинского, немецкого, французского.

Для современного читателя оды Ломоносова и Тредиаковского звучат куда более архаично, чуждо, мертво, чем оды античных поэтов, которых в России брали за образец.

Поэтический язык изобиловал церковнославянскими выражениями, латинизмами и галлицизмами, условностями и не имел ничего общего с тем языком, которым говорил, пел свои песни, сказывал свои сказки народ.

Тут надобно иметь в виду особенности культурного развития России.

На протяжении почти всего XVIII века поэзия, драматургия у нас были придворными. Голос поэтов звучал в дворцовых залах, пьесы ставились тоже, как правило, лишь для двора. Сколько-нибудь широкой читающей публики на Руси еще не было. Да и что было читать? Романов и повестей русских не было. Печать еще не осознала своей высокой миссии - выразителя общественного мнения. Мнение выражалось только царское. Провинциальное дворянство в большинстве своем было неграмотным и малограмотным, а столичное вельможное дворянство чуралось как проказы русского языка и изъяснялось, читало, мыслило по-французски, посылало "недорослей" своих за наукой в Германию, а за искусством - во Францию.

Основанная еще Петром I, Академия наук имела нескольких выдающихся ученых, но влияние их на интеллектуальное развитие общества не могло быть сколько-нибудь значительным. Учебные заведения высшего типа были лишь в Москве да Петербурге, и общее количество обучающихся в них составляло едва несколько сотен. К тому же обучение было по преимуществу либо военизированным, либо богословским.

Положение начало меняться в конце XVIII века. Усилия первых русских литераторов и просветителей давали свои плоды. Нация пробуждалась к духовной жизни. Появляются первые литературные журналы, альманахи, светские книги. В 1802 году Н. М. Карамзин опубликовал статью "О книжной торговле и любви ко чтению в России", где привел любопытные цифры и факты, свидетельствующие о глубоких переменах на рубеже двух веков.

"За 25 лет перед сим, - писал он, - были в Москве две книжные лавки, которые не продавали в год и на 10 тысяч рублей. Теперь их 20, и все вместе выручают они ежегодно около 200000 рублей. Сколько же в России прибавилось любителей чтения? Это приятно всякому, кто желает успехов разума и знает, что любовь ко чтению всего более им способствует"30.

Выдающийся русский просветитель времен Екатерины Н. И. Новиков был в Москве главным распространителем книжной торговли. До него, по словам Карамзина, расходилось московских газет не более 600 экземпляров.