Тебя любить

Нежно и звонко запел хор. Господи, это пение пробирается в душу. Лучше закрыть глаза и только слушать. Мне трудно дышать от нахлынувшего чувства тоски, горечи и почему-то счастья. Да, вот такого счастья, с примесью печали. Словно все мои душевные раны разом открылись, чтобы наполнится светом и счастьем. Моей замерзшей руки касается чья-то теплая ладонь, я чувствую, как крепко этот человек держит меня, я чувствую его запах, такой родной и знакомый. Это он, мой любимый священник, мне даже не надо открывать глаза, чтобы понять.

— Я не мог до тебя дозвониться, — прошептал Ник, наклонившись ко мне.

— Телефон забыла дома… — я всё же приоткрыла глаза. Ник сидит рядом со мной, поверх сутаны наспех накинута куртка. Заметив мой удивленный взгляд, он ответил на немой вопрос:

— Попросил подменить меня на вечерней службе, уже готов был бежать… А ты оказалась тут.

Я только пожала плечами, и снова закрыв глаза, опустила голову на плечо священника. Служба продолжалась, хор пел, вторя словам служителя, а я была мысленно далеко отсюда. Внезапно мне стало всё равно, кто мы с Ником, каково наше прошлое и что ждет нас в будущем. Главное, что здесь и сейчас мы рядом. Пусть так, как друзья, но — вместе. Я верю, отчаянно верю в то, что наша встреча не случайна, что Ник не обманывает меня и что он — добрый, самый светлый и заботливый человек из всех, кого я встречала когда-либо. Пусть у меня есть к нему с десяток не самых приятных вопросов, и ответы на них вряд ли успокоят мои мысли, но всё это — потом. А здесь и сейчас — прекрасное, трогательное пение, высокий сводчатый потолок церкви, одухотворенные лица прихожан, скромное пламя свечей, запах ладана и Ник. Я не хочу, чтобы он отпускал мою руку, не хочу, чтобы служба заканчивалась. И пусть некоторые женщины иногда посматривают на нас искоса, мне всё равно. Тепло этих рук, размеренное и спокойное дыхание рядом — стоит чего угодно, и никогда не очернится косыми взглядами.

Служба закончилась так же неожиданно, как и началась. Погрузившись в свои мысли и ощущения, я не заметила, как пролетело время. Пожалуй, для этого люди и ходят в церковь — чтобы погрузиться в себя, поговорить с Богом, не отвлекаясь на мирскую суету. А для меня эти часы оказались необходимым моментом успокоения и забытья. Прежде, чем двигаться дальше и принимать решения, мне нужно было привести мысли хотя бы в небольшой порядок.

Ник осторожно повернул голову и извинился, я села ровно, с неохотой отпустив его руку. Священник скинул куртку и подошёл к своему коллеге, если так можно сказать. Они стояли в окружении прихожан, беседовали с ними. Ник приветливо улыбался, с такой заботой и вниманием выслушивал какие-то явно добрые слова от людей, пожимал руки старушкам, что у меня защемило сердце. Как я могла подумать о нём что-то дурное? В нём столько искренности, столько любви. Это невозможно сыграть. И тут же память услужливо подкинула воспоминания о разговоре с полицейскими. Тогда Ник был совсем другим — строгим, серьезным и хладнокровным.

Я помотала головой. Надо прекратить этот бесконечный, разрывающий меня поток мыслей. Воспользовавшись моментом, я вышла на улицу. Прихожане разбредались кто куда, торопливо или неспешно выходя за кованые воротца. Темноту распугивал тусклый свет фонарей, а в их лучах, словно мухи, кружились снежинки. Зима уже близко, ещё неделя, может, две, и мир станет белым и пушистым.

— Можно вас? — за плечо меня тронула женщина лет шестидесяти, или больше.

— Да, — я удивилась и внимательно посмотрела в мутно-голубые глаза прихожанки.

— Не искушайте себя, — прошептала женщина, крепко держа меня за плечо.

— Не понимаю, — меня резко начала бить дрожь.

— Я видела вас со святым отцом. Он очень хороший, один из самых лучших священнослужителей в нашем приходе. Предан своему делу. А вы искушаете и себя, и его. Не надо.

— Послушайте, какое ваше дело? — я разозлилась. Почему она лезет в мою жизнь, какое вообще имеет право что-то мне говорить про наши с Ником отношения?

— Не злитесь, прошу вас. Я желаю вам только добра. Вы можете сколько угодно верить, что справитесь со своими чувствами, но это не так, — женщина сочувственно взглянула на меня, и в этот момент мне стало совсем плохо. Голова загудела, во рту пересохло, и я поняла, что готова разрыдаться. Слезы уже подобрались к моим глазам. — Он отдал себя Богу. Уважайте его выбор.

— Да что вы… Что вы можете понимать? — я судорожно глотнула, чтобы хоть как-то заставить слезы вернуться обратно.

— По твоему лицу, деточка, всё видно. Ты думаешь, наш святой отец глуп? Он слишком добр, чтобы сказать тебе о том, что твоя надежда бессмысленна.

— Надежда никогда не бывает бессмысленной. И… — я задохнулась от переполнивших меня чувств, боль сковала грудь. Выдернув своё плечо из цепких рук женщины, я отвернулась, пытаясь подавить рыдания, готовые вырваться наружу. Мне было страшно обидно, хотелось сжаться в комок и пропасть, раствориться в этом странном мире.

— Прости, если обидела. Но я желаю тебе только добра, — печально изрекла женщина и, прихрамывая, удалилась.