Течение неба : Христианство как опасное путешествие навсегда

Если у тебя есть религиозная вера, то ты можешь с ней обойтись только одним из двух способов: либо решить, что она открывает нечто только для тебя одного, либо решить, что есть еще другие, которые видят и знают то же самое (и тогда уже, вероятно, даже и такие, у кого это выходит получше, чем у тебя). К чему ведет первое решение — обсуждать не будем, sapienti sat. Остается второе.

Если так, то можно себя поздравить с обретением общей «альтернативной реальности» с неким неопределенным кругом лиц, с которыми, следовательно, предстоит, так или иначе, знакомиться. Это не только твои современники (с которыми познакомиться как раз труднее: ты не знаешь пока что, как с ними установить систему определения «свой — чужой»), а и какие-то исторические личности.

Важно то, что эти личности, даже если они жили не в одно и то же время, принадлежат к некоторой общности, а точнее сказать, общине. Ведь у всех у них была одна общая вера — одна на всех. Общность веры — не психологическая категория, как полагают неверующие, а онтологическая. Поэтому общность веры — это общность только им одним доступной реальности. В христианстве эта реальность называется Церковью. Разумеется, Церковью в мистическом смысле слова, а не в эмпирическом смысле земной организации, в существование которой верят даже атеисты. Церковь (в этом мистическом смысле слова) важна настолько, что о ней специально сказано в Символе веры (наиболее краткой и общепринятой формулировке того, во что верят христиане).

Получается, что абсолютно индивидуальный факт веры приводит тебя с абсолютной же необходимостью в некий коллектив. Но сам этот коллектив такой, что его границы определяются только самой же верой. Они заведомо не определяются до конца никакими «общечеловеческими» критериями. Этот коллектив в христианстве называется Церковью. Но если границы Церкви определяются реальностью веры, то это значит, что они заведомо не совпадают с границами ни одной из земных церквей, ведь границы церквей определяются вполне внешними и формальными критериями, так что всегда можно сказать, кто принадлежит к той или иной церкви, а кто нет. Про принадлежность к Церкви так сказать нельзя.

Тогда не все ли равно, к какой из земных церквей принадлежать? Не одинаковое ли у них отношение к Церкви с большой буквы, то есть неопределенное? Нет, не одинаковое. Оно всегда неопределенное, но неопределенное не одинаково, а по-разному. Но ведь это совершенно неочевидно. Тогда откуда это известно?

Здесь нужно сделать серьезную паузу и глубокий вдох и выдох. У нас ведь только что поплыла система координат, и мы это не сразу заметили. Мы начинали с исключительно индивидуальной веры. Субъектом этой веры, то есть центром системы координат, в которой мы рассуждали до сих пор, было наше Я. Не выходя из этой системы координат, мы заметили, что мы тут не одни. У той же самой веры есть и другие субъекты, и они, точно так же, как мы, являются центрами своих собственных систем координат. Но рядом есть и разные другие веры с различными своими собственными субъектами. Совершенно непонятно, как отличать «своих» от «чужих». С виду никто ничем особенным не лучше другого…

Когда «с виду» видится такой хаос, то надо что-то делать с самим «видом», то есть с точкой зрения. Оставаясь дальше на точке зрения своего Я, мы или сойдем с ума, или впадем в одну из двух разновидностей религиозного индифферентизма: либо признаем примерно одинаковую степень реальности за всеми вообще видами религиозной веры, не исключая атеизм (как веру в то, что никакого Бога или богов нет), либо просто махнем рукой и на этом закончим с религиозными интересами.

Мы подошли к развилке, после которой дальнейшее наше религиозное будущее всецело зависит от нашего отношения к точке зрения своего Я. Мы можем выбрать (как это стало типичным для человека европейской культуры в XX веке) именно собственное Я как высшую религиозную ценность. Тогда наш путь — это секулярный агностицизм или такая религиозность, которая признает относительную правоту всех вообще религиозных вер. В последнем случае не возбраняется какую-то из этих вер любить больше остальных; сути дела это не меняет. Строго возбраняется лишь одно: утверждение эксклюзивной истинности одной из вер (даже если при этом делать оговорку, что в других верах тоже бывает что-то истинное, но фрагментарно и в смеси с ложным).