Все земные подпорки, не исключая и обещаний загробного блаженства и угрозы ада, — это именно подпорки и ничего больше. Апостол Павел может удивить, когда он ради спасения других молился, чтобы лучше ему самому быть «анафемой (отлученным) от Христа» (Послание к Римлянам 9:3). И о том же еще в Ветхом Завете молился Моисей, когда в аналогичной ситуации просил Бога быть вычеркнутым из Его книги (Исход 32:32). Эти просьбы кажутся абсурдными, но только тем, кто считает, что праведники подвизаются ради награды, хотя бы и небесной и загробной, или из страха перед наказанием, хотя бы и вечным. И страх, и награда — это всё вещи важные, но и они относятся к категории спасательных средств для тех, кто еще не умеет плавать. Одни плавают хорошо, другие плохо, но главное — перестать наконец держаться за что попало и взять и хоть немного поплыть.
Кто-то заметил, может быть, что я тут слегка слукавил. Ведь я говорил, будто христианство — это умение плавать, а на самом деле оно — умение ходить по воде. Но это вещи похожие. Различие в том, что умению плавать учат люди, а ходить по воде учит Бог.
9. Почему наше время — самое лучшее
Нам, может быть, очень жалко, что Средневековье кончилось. Если так, то зря. Средневековые ветряные мельницы как раз сейчас доросли до настоящих врагов рода человеческого — великанов. Сейчас уже совершенно незачем таскаться по испанской жаре, чтобы найти, с кем сражаться. Теперь всё есть всюду, близко и доступно. Было ли какое-то время удобнее нашего?
Один великий, но страдавший дисграфией (часто писавший одни буквы вместо других) русский поэт должен бы был написать об этом так в своем вдохновенном стихотворении: О, война без конца и без краю…
Православная Церковь — это армия. Для армии нормальное состояние — это вести войну. Когда армия долго не воюет, она разлагается. То, что называло себя Церковью к началу XX века, — это было придавившее настоящую маленькую Церковь раздувшееся мертвое тело. Теперь Церковь освободилась из-под него. В 1920-30-е годы во всем мире произошло разделение между настоящей Истинно православной Церковью и мертвыми официальными церковными организациями, так называемыми церквами «мирового православия». Труп продолжает раздуваться и разлагаться, но уже не придавливая Церковь. В истинной Церкви осталось много проблем, но она живет и воюет. И все это только благодаря особенностям нашего времени: оно просто заставило разделить тех, кто воюет, от тех, кто разлагается. Как же тут не сказать, что наше время — самое лучшее?
К истинной Церкви важно принадлежать сразу и внешне, и внутренне.
Внутреннее бывает без внешнего только тогда, когда к этому нет физических возможностей: например, когда человек живет в очень удаленном месте или в тюрьме. Но если человек просто пренебрегает внешним, то у него не будет и внутреннего.
Внутренне принадлежит к Церкви только тот, кому нужен только Бог и не нужен никакой мир с бесами и соблазнами спокойной жизни.
Христос говорит: Мир Мой даю вам. Не так, как мiр дает, Я даю вам (Ин. 14:27). Вот тот мир, который нам нужен, и ни на какой другой мы рассчитывать не должны. Христос обещает его только тем, кто с Ним, и «не так, как мip дает» свой собственный мир — то есть не внешне, а только внутренне. Такой мир Христов имели и святые мученики, и христианское воинство… А всем остальным и во всем остальном Христос говорит то, что мы цитировали в самом начале: Не мир Я пришел принести, но меч (Мф. 10:34).
Несколько слов о сергианстве и о его церковно-канонической составляющей
Ладно бы только исторические, но и некоторые события современности мешает понять одна распространенная церковная иллюзия: будто бы в 1920-е годы епископы Российской Церкви разделились на тех, у кого было православное сознание, и на тех, у кого не было.
Собственно, это не иллюзия, если говорить только об отдельно взятых догматических основах православия. Да, одни решили, что то, что сохранил Сергий Страгородский (возможность легального богослужения), — это и есть Церковь. Другие, православные, так не решили. Тут проходит важный водораздел, который отделяет сергианство как ересь (ересь о Церкви) от православия как веры.