Течение неба : Христианство как опасное путешествие навсегда

В условиях ИПЦ нельзя сказать, что задачи общины могут быть исчерпаны обеспечением доступа к таинствам, хотя это и самое главное. Мы не можем, как в Церквах христианских империй или в квазигосударственных Церквах «мирового православия», оставить приходам совершение таинств, а все задачи религиозного научения и образования, а также взаимной поддержки перенести в область неформального социального общения, отделив их от приходской жизни. У нас, как и у христиан доимперского периода, как раз с неформального общения людей и начинается вся церковность, и поэтому наша литургическая жизнь должна быть в это общение встроена. Искусственное разделение общинной и сакраментальной жизни, типичное для имперского периода и для «мирового православия», — непозволительная роскошь для ИПЦ (при том, что это такая роскошь, от которой нет ничего, кроме вреда).

Отсюда получается, что «скелетом» наших церковных организаций не могут становиться объекты недвижимости (храмы) и обслуживающий их профессиональный персонал (клирики). Даже если у нас кое-где и образуются относительно большие приходы вокруг храмов, то устойчивый контингент прихожан в них все равно цементируется горизонтальными связями и неформально подразделяется на несколько пусть и не четко разграниченных, но вполне осязаемых групп. В малых приходах таких групп меньше — скажем, две или одна. Но суть всюду одна и та же: из неформального межчеловеческого общения кристаллизуются общины.

Это и ответ на вопрос, куда девать столько лидеров: для всех место найдется, их, наоборот, постоянно не хватает. Лидер — это такой человек, который может поддерживать общение с несколькими другими людьми, то есть цементировать хотя бы небольшую церковную ячейку. Это определение для нормального, то есть правильного лидера, а то еще может быть патологический лидер, который привлекает людей для чего-то нецерковного (например, личного культа), пусть и замаскированного под церковное.

Правильный лидер неотделим от людей, которые его окружают, и поэтому он ведет себя (когда не забывается и не срывается) не как человек с амбициями, а как группа, причем сама эта группа способна его корректировать — если речь идет о нормальной церковной общине или ее организованной части. Конечно, иногда становятся патологическими и отваливаются целые группы, но, как правило, группы более договороспособны и уживчивы друг с другом, нежели отдельные люди. Групповые интересы обычно обуздывают личные амбиции и личные обиды.

Вот и ответ на вопрос, куда девать «лишних» лидеров. Если у человека есть данные лидера (а не амбиции лидера, что не одно и то же), то он найдет свое место, создав либо новую церковную общину, либо новую группу внутри старой. Конкуренция разных групп внутри больших общин, подчеркну, всегда преодолевается за счет понимания общих целей и, прямо сказать, общей борьбы за выживание. В военной обстановке есть чувство боевого товарищества, и оно очень цементирует наши общины.

Повторю, человек устроен в большинстве случаев (не во всех) не так, чтобы настоять на своем и перекусать всех вокруг во что бы то ни стало. Обычно, если он себя так ведет в коллективе, то причина не в его особенно злой воле, а в том, что он несколько запутался на местности. Как правило, все это исцелимо, если есть общие и реалистичные цели. Для церковной общины эти цели должны быть, разумеется, церковными — а не «восстановлением русской монархии», на пример, как любили в 90-е годы поиграть в российских приходах РПЦЗ, судьба которых была предсказуемой.

То, что я сказал выше, — по сути, вещи очевидные, хорошо заметные в нынешнюю пору Интернета, но уже отработанные без всякого Интернета в практике Катакомбной Церкви советских времен. Там были тысячи людей еще в 90-е годы, а значит, лет на 20 раньше были еще десятки тысяч. Координация всего этого множества осуществлялась без единого открытого храма, но средствами все той же, как ее теперь называют, «облачной» структуры: литургическая и общинная жизнь совершалась в маленьких группах, связанных личными связями с не таким уж большим числом других подобных групп, причем почти ни в одной из этих групп не было священника. В послевоенное время один священник в Катакомбной Церкви приходился не на сотни, а на тысячи прихожан, и он оказывался большим центром притяжения для многих подобных общин-»облачков». «Облачная» структура, основанная только на личных знакомствах, не имеет четкой локализации в пространстве, легко перемещается и переменяется применительно к обстановке, но поэтому она и почти неразрушима. И, что очень важно, лидером в «облачной» структуре может быть только реально уважаемый за свои личные качества человек — необязательно клирик, необязательно монах и даже необязательно мужчина, но обязательно человек, а не собачка архиерея и не машинка для служения литургии.