Течению наперекор

Это электронный текст из Библиотеки Мошкова: http://lib.ru/POLITOLOG/OSTERMAN/techenie.txt

Издательство «Грантъ», 2002. From: [email protected] Date: 20 Jun 2004

FB2: asd66 Date: 29 Mar 2015

В 2004 году книга вышла в издательстве «КРУК-Престиж», ISBN: 5-901838-28-9

Лев Остерман. Течению наперекор Примечательные события долгой жизни

Глава 1. Двор

В угоду взыскательному читателю придется, видимо, начать с «предков» и дома. Дед по отцовской линии (тоже Лев) имел необычную для еврея профессию — плотогон. Сплавлял лес по горным рекам в Карпатах. Полагаю, что от него мне досталась некая доля авантюризма. Профессия опасная — дед погиб рано, оставив трех сыновей. Как полагается в еврейских семьях, старший брат Соломон, едва получив начальное образование, пошел работать, чтобы «поднять», то есть выучить, младших. Он до конца дней остался агентом по снабжению лесом. После революции служил в каком-то государственном ведомстве. Я для него рисовал диаграммы роста поставок леса в виде удлинявшихся год от года цепочек красных товарных вагонов. Был он высоким, прямым, крепко слаженным стариком, со слегка обвислыми, на украинский манер, седыми усами и доброй улыбкой. Жил в полуподвальной комнатке на Рождественском бульваре со своей горячо любимой, все еще красивой, но совершенно глухой женой Любкой. Своих детей у них не было.

Когда няня привозила меня к ним, то, кроме восторгов дядьки по поводу моих «успехов» и всевозможных вкусностей, припасенных для этого случая теткой, меня встречала незабываемая до сих пор атмосфера горячей любви, в которую я погружался с особым наслаждением после холода родительского дома. При прощании мне лично каждый раз вручался пятачок «на извозчика». Умерли они оба почти одновременно где-то в конце 20-х годов.

Мой отец Абрам Львович еще до первой мировой войны закончил Харьковский политехнический институт по специальности «гражданское строительство». Что-то строил в провинции и в Москве. Последние годы жизни работал в Московском Совете народного хозяйства (МСНХ) чуть ли не одним из заместителей председателя. Внешний его облик, насколько я помню, соответствовал нашим последующим кинообразам «старых специалистов»: белая рубашка со стоячим воротничком, галстук «бабочкой», аккуратно подстриженные усы, пенсне и форменная фуражка с молоточками, прикрывавшая обширную лысину. Во время домашнего обеда перед его тарелкой неизменно ставился хрустальный графинчик с водкой, из коего он наливал себе только одну рюмку — «для аппетита». Заканчивался обед стаканом чая из кружевного серебряного подстаканника. В чай отец клал вишневое варенье, а «спитые» вишни доставались мне. Эта традиция являет, пожалуй, единственное благодарное воспоминание о моем родителе. Не могу припомнить ни одного разговора с ним, ни одного подарка. Похоже, что своей семьей отец тяготился. Вечерами он часто уходил к друзьям играть в преферанс, а летом, неизменно один, ездил отдыхать на юг, в санаторий. Для меня с братом и мамы снимал дачу в подмосковной Тайнинке. Помню большую открытую веранду этой дачи, желтую тень парусины, защищающей ее от солнца, стол, покрытый клеенкой. На нем блюдо с черешней: это приехал отец. Умер он счастливо, в одно мгновение от «разрыва сердца» на Курском вокзале при посадке в сочинский поезд.

Теперь я понимаю, что ранняя смерть отца спасла нашу семью от преследований. Он умер в 31-м году, всего лишь 52-х лет от роду. Мог бы прожить еще несколько лет, и тогда... У отца было довольно солидное революционное прошлое. После Октября какое-то время был членом реввоенсовета города Екатеринослава от еврейской революционной рабочей партии «Бунд». В годы репрессий он вместе с другими бундовцами был бы, без сомнения, расстрелян. Когда отец умер, мне еще не исполнилось восьми лет.

Следует сказать хотя бы несколько слов и о младшем брате отца, дяде Мише. Три брата весьма отличались друг от друга по образованности и положению в обществе. Дядя Миша был эрудит. Знал несколько иностранных языков. Его семья: сын Женька, немного старше меня, дочь — еще старше и жена Фима — занимала четырехкомнатную квартиру с большими полукруглыми окнами на втором этаже дома, что стоит на углу Воздвиженки и улицы Грановского. В квартире была собственная ванна (!) и кухня. У Женьки — отдельная комната, забитая игрушками. В кабинете дяди — огромная библиотека и широченная, покрытая ковром тахта. Перед тахтой на полу лежала шкура белого медведя. На ней, по словам дяди, любил валяться его друг — известный физик Петр Капица.

Дядя Миша тоже был революционер, наверное, большевик. Он дружил с Луначарским, вместе с ним создавал сеть техникумов в России. Когда умер мой отец, Миша занимал пост заместителя наркома финансов. За ним ежедневно утром заезжал большой, черный и угловатый «Роллс-Ройс». С кончика его могучего радиатора летела вперед бронзовая фигурка Меркурия.