Течению наперекор

Думаю, что серьезное обсуждение доклада не планировалось. Тем не менее одно выступление произвело на меня сильное впечатление. На трибуну поднялся высокий, худой молодой человек. Лицо усталое, можно сказать, изможденное. На скулах — пятна лихорадочного румянца. И глаза тоже словно воспаленные. Я его видел впервые, фамилию не запомнил, а имя, если не ошибаюсь, Георгий. Длинными белыми пальцами левой руки он откинул волосы со лба, а правой широким жестом обвел по верху стены, где в установленном порядке висели портреты членов Политбюро ЦК.

— А эти почему висят здесь? — с едва сдерживаемой ненавистью неожиданно спросил он срывающимся голосом. — Если они не понимали, что происходит, то не имеют права заседать в высшем органе партии. А если понимали и поддерживали Сталина или дрожали за свою шкуру — тем более! Надо все это снять! Помолчал немного, потом резко повернулся и спустился в зал.

Продолжения собрания не помню. Когда Георгий сошел с трибуны, в зале пару минут стояла тишина. Потом было еще несколько вялых, наверное, заранее подготовленных выступлений. Предложение снять портреты не поддержал никто, но и возразить никто не решился. Будто его и не было...

Я отключился. В голове закружился рой неожиданных мыслей. Злодейская фигура Сталина мне уже давно была ясна, а об его ближайшем окружении я как-то не думал. Марионетки? Конечно, нет. Соучастники преступлений! Кто из страха, а кто по «идейным» соображениям. Разве Хрущев, будучи первым секретарем ЦК на Украине (в 38-м году), не утверждал списки репрессированных? А секретари других республик? Да что там! Конечно же, и секретари обкомов, горкомов даже райкомов партии, по меньшей мере, визировали представленные им местными отделениями НКВД списки. Значит, вся партийная верхушка в середине 30-х годов состояла из преступников. Состоит и сейчас, хотя за прошедшие с тех пор двадцать лет их контингент частично обновился. Ведь вторая волна репрессий прокатилась по стране уже после войны. В наши каторжные лагеря отправлялись сотни тысяч солдат и офицеров, освобожденных из немецкого плена. А повторные аресты тех, кто уже отбыл свой срок? А преследования «космополитов»? А «дело врачей»?

Как же это получилось? Ведь за те же двадцать лет не один раз в партии проходили отчетно-перевыборные собрания. Снизу доверху. Почему не избрали достойных людей, честных коммунистов? Да потому, что все было наоборот: выбирали не снизу доверху, а сверху донизу! Тайное голосование, свободное выдвижение кандидатов — все фиговые листочки. На всех уровнях одна и та же надежная схема. Старое бюро или партком предлагает соответствующему собранию для тайного голосования список нового бюро (или пленума, если выборы двухступенчатые). Как говорилось: «На основе опыта своей работы». А на самом деле — после «согласования» с вышестоящей партийной инстанцией. Случалось, что кто-то дерзкий предложит дополнить список одной-двумя кандидатурами. Это дела не меняло. Порой при тайном голосовании из списка вычеркнут в нескольких бюллетенях три-четыре кому-то известные одиозные фамилии. И это тоже несущественно. Устав партии предписывает считать избранными всех, кто набрал более 50 % голосов. В результате утвержденное сверху бюро избирается в полном составе. А при выборе «хозяина» — первого секретаря бюро — даже тень демократии изгоняется. Его, отобранного и утвержденного свыше, «выбирает» из своего состава бюро, но уже открытым голосованием и обязательно в присутствии инструктора этой вышестоящей инстанции. Чаще всего — по его прямой рекомендации...

В итоге вся «лестница» от секретаря первичной организации до секретарей ЦК оказывается не избранной, а назначенной вышестоящими партийными руководителями — по их собственному образу и подобию. Членов Политбюро ЦК Сталин назначал самолично, а после его смерти их избирает пленум ЦК партии в результате определенных соглашений между группами влияния. Опирающийся на наиболее сильную поддержку становится первым секретарем ЦК (позже, при Брежневе, — «генеральным»).

Верность и послушание всего «аппарата» подкрепляется разнообразными благами, начиная от обширных квартир, дач и автомобилей и кончая регулярными денежными приплатами в «конвертах». Однако все это — казенное и отбирается при утрате положения в партийной иерархии. Отсюда и неизбежный поиск высшими партийными чиновниками (после смягчения режима) путей личного обогащения — полузаконного, а то и противозаконного.