Течению наперекор

Раз в неделю в холле третьего этажа проходит общеинститутский научный семинар. Посередине холла стоит переносная классная доска. Перед ней десятка три стульев (этого достаточно для наличного состава научных сотрудников). Вокруг — строительный мусор. Не обращая на него внимания, докладчик и его оппоненты горячо обсуждают трактовку первых опубликованных данных о недавно открытой двойной спирали ДНК — универсального для всей природы вещества, хранящего и передающего по наследству особенности любого живого организма. О том, как эта гигантская по своей длине молекула упакована в ядре клетки, как ее две нити без повреждений отделяются друг от друга в момент ее деления, как в каждой из дочерних клеток они восстанавливают свою двуспиральность... Или дебатируется проблема узнавания природными катализаторами — ферментами объектов своего воздействия — субстратов химической реакции.

Все это — азы молекулярной биологии. Через двадцать лет они будут известны школьникам, а сейчас глубоко волнуют участников семинара, открывая поле для самых смелых гипотез и предложений по их экспериментальной проверке... Седовласый, но еще моложавый и полный энергии директор Института руководит дискуссией. Увлекательнейшие перспективы исследований рисует воображение слушателей. Перспективы, увы, не очень близкие! Не только потому, что перестройка лабораторных помещений займет еще не одну неделю, а еще и потому, что нет никакого научного оборудования, особенно нового, современного, которое выпускается только за рубежом. Оно пока недоступно, так как «холодная война» наложила запрет — «эмбарго». Но об этом несколько позже.

Трагедия «широких линий» ЭПР

Заголовок этого раздела нуждается в пояснении. Слово «трагедия» относится к судьбе ученого. Но не в том печально известном из нашей истории случае, когда некомпетентные политические руководители государства и их «ученые» приспешники из идеологических соображений или поверив завистливой клевете объявляют некоторую область науки «лженаукой». С весьма серьезными «оргвыводами» в отношении ученых, работающих в этой области. Я расскажу о более глубокой трагедии, когда ученый, сделавший важное открытие, оказывается в столь прочном плену предложенной им трактовки этого открытия или, того хуже, разработанной на ее основе теории, что когда они оказываются «некорректными», дискредитируется и само открытие.

О «широких линиях» будет рассказано ниже.

ЭПР расшифровывается как «электронный парамагнитный резонанс». В приборе ЭПР используется постоянное магнитное поле и электромагнитное поле сверхвысокой частоты (СВЧ). С помощью этого прибора можно изучать роль химически активных «свободных радикалов» в химической реакции. Магнитное поле должно быть очень сильным. Поэтому создающий его электромагнит весит около тонны. СВЧ-радиоволны относятся к трехсантиметровому радиолокационному диапазону. Свободные радикалы наблюдаются на экране монитора в виде узких пиков. Исследуемый препарат помещают в «резонатор» СВЧ-системы. Прибор ЭПР представляет собой большую машину, где, кроме огромного электромагнита, размещаются мощный выпрямитель тока для его питания, источник, волноводы и резонатор СВЧ, многоступенчатый усилитель резонансного «сигнала» и масса прочей вспомогательной электроники.

Первый прибор ЭПР был построен основателем казанской школы физиков академиком Е. К. Завойским еще в 44-м году. Но, как у нас часто случается, это достижение не было оценено. Коммерческое производство приборов ЭПР в США было освоено в конце 50-х годов. Такого рода сложная научно-исследовательская аппаратура, ввиду того, что она непрерывно совершенствуется, выпускается сериями по несколько десятков штук — малыми предприятиями с очень высококвалифицированными рабочими. Практически вручную. Поэтому приборы эти очень дорогие. Насколько я помню, стоимость американского прибора ЭПР в то время была порядка двухсот, если не трехсот, тысяч долларов. У нас до сих пор нет такого рода малых предприятий. В Институте химической физики Академии наук сумели разработать отечественную конструкцию ЭПР-прибора. В превосходных мастерских этого Института был построен первый опытный экземпляр. Никакой перспективы передать его малосерийное производство советской промышленности не было. ИХФ довольствовался тем, что изготовил светокопии всех чертежей и электронных схем прибора, которые мог получить любой из научных институтов Академии. Свой же экземпляр руководство Института передало для использования доктору физматнаук, профессору Льву Александровичу Блюменфельду. Прежде чем приступить к рассказу о дальнейших драматических событиях, хочу познакомить читателя с их героем, имя которого только что появилось.