— Спасибо за комплименты, — не очень довольно сказал Курт. — Однако вы, друзья, недооцениваете моих организаторских способностей. Макс, тот самый Макс, который катает пивные бочки в клубе молодежи. Вот он, старый фронтовик-минометчик, и пулял мины. Они как пузыри лопались в воздухе, и листовки тысячами летели на эту сторону. Это было восхитительно! — распалялся Курт.
— Хватит петушиться, — охладила его Марта, — заказал бы пива. — Не дождавшись согласия Курта, она подошла к стойке, попросила налить пива и сама принесла кружки.
Глотнув пива, Курт поостыл немного и спросил:
— Скажи, Кока, как дела у Вальтраут?
— О, дела на мази! — Кока приподнял кружку и посмотрел пиво на свет. — Видишь, как пиво искрится. Так и дела у нее — всеми цветами радуги играют.
— Говори без загадок, Кока.
— Коста в силках, Курт. Так влюбился в ее мушку на милой щечке — за уши не отдерешь. — Кока сделал паузу, поставил кружку, вздохнул. — Вот бы меня так кто-нибудь полюбил.
— Значит, говоришь, влюбился, — задумчиво сказал Курт. — В такую можно влопаться. Язык подвешен. Шутки-прибаутки, да и сама смазливая.
Марта зло взглянула на Ромахера: «Старый, косой черт, а туда же — смазливая». Вслух она сказала:
— Такой облезлый ей не нужен.
Курт не обиделся, он наступал на Коку:
— А она, она-то как?
— Выполняет наши советы. Не форсирует. Тише едешь — дальше будешь.
— Побольше его накачивать надо, — сказал Курт. — Что у трезвого на уме — у пьяного на языке.
— Ловит она, ловит его промашки.
Курт выпрямился:
— Хорошо. А теперь, друзья, есть очень серьезное задание. Коммунисты наступают, и широким фронтом.
— Я что-то не замечаю, — сказала Марта.
— Послушай, Мартик. — Курт потрепал ее за челку. — Ты хорошая, но сейчас лучше помолчи. Коммунисты взялись за митинги, а это сильное оружие.
— Поговорят да разойдутся, — сказал Кока.
— Не перебивай! На митингах выступают не только штатные ораторы, — продолжал Курт, — но и простые люди. Как ты говоришь, Кока, работяги.
— Здорово придумали, — сказал Кока.
— То-то и оно, — поддержал его Курт. — Обычные люди и говорят с трибуны на всю страну, их слова тут же разносит радио, печатают газеты. Это колоссальный пропагандистский заряд.
Марта, очевидно уставшая слушать Курта, украдкой зевнула. Ромахер заметил, любя дернул ее за ухо:
— Не грусти. Скоро будет митинг в городе на площади Нации. Там выступит и Эрна Пунке... Да, Кока, она. Ты разве не знал? Вот тебе и жених! Не знает, что у него под носом делается. — Курт захохотал, но смех казался искусственным.
— Бываю я у нее, вчера был, но она ничего не говорила, — оправдывался Кока. — Я заметил, что Эрна какая-то праздничная, веселая. Даже бок-бир поставила и сказала: «Выпшей, Кока, за мое здоровье». Выпил. Пригреть хотел, ускользнула.
— Такая пригреет, — сказал Курт и посуровел. — Ее пригрели другие. Учительница в школе, говорят, то и дело судачит об освободительной миссии русских. Перековалась. А ведь тебе, Кока, поручали приглянуть за ней. Прозевал, чурбан. На митинг вылезет. Они умеют людей опутывать. Вот что, Кока. Раз не сумел обработать бабу, пеняй на себя. В субботу, когда Пунке будет выступать на митинге, ты проделаешь одну небольшую операцию. Крикнешь: «Не слушайте ее, у нее муж был фашистом» — и скроешься. Это же просто, очень просто.
— Курт! — Кока скрестил на груди руки. — Избавь, богом прошу.
— Не ной, Кока. Ты убережешь Пунке от заразы, которая затягивает ее в трясину. — Курт вынул бумажник, пошуршал марками, отсчитал несколько ассигнаций, протянул Коке: — Возьми, только не трясись.
Кока сунул деньги в карман, допил пиво.
Курт сказал:
— После митинга встречаемся в «Поплавке», в двадцать один час. Да, Вальтраут передай: пусть жмет на Косту, прибирает его к рукам. Он, видать, податливый.
— Будет сделано, Курт.
На стадионе раздался свисток. Начинался футбольный мачт между командами «Форвердс» и «Мотор». Курт предложил посмотреть матч, и через несколько минут Марта и Кока, надрывая глотки, болели за «Мотор». Ромахер сидел безучастный, погруженный в свои думы: «Коста, забулдыга, будет наш, обязательно будет наш. Да и организаторы митинга почувствуют наш ударчик. Не так ли, друзья?» Курт посмотрел на Марту и Коку, но те, не замечая его, громко приветствовали футболистов «Мотора», которые только что забили гол. Ромахер вдруг хлопнул ладонью Коке по шее и тоже закричал во все горло: «Мотор»! «Мотор»! «Мотор»! «Мотор»!..»
Но тут же смолк, словно проглотив язык: заметил, как на него посмотрели сразу десятки глаз...
ГЛАВА ВТОРАЯ
Василий Григорьевич Цинин нажал кнопку, и через минуту дверь в кабинет открылась, вошел дежурный.
— Пригласите, пожалуйста, старшего лейтенанта Вилкова.
Цинин встал из-за стола, прошелся по кабинету, выглянул в окно. На дворе буйствовала весна. В саду цвели вишни и яблони. Тихий ветерок срывал лепестки с деревьев, и они, кружась в воздухе, мягко опускались на газон, похожий на белоснежное покрывало.