Течет река Эльба

— Ты прав, надо разобраться. И, по-моему, следует начинать разговор с молодыми. Тут был один сигнальчик на этот счет, но я, черт меня побери, как-то за текучкой позабыл о нем. — Фадеев полистал блокнот. — Беседовал я недавно с лейтенантом Веселовым. Ты его, конечно, знаешь?

— Пожалуй, — улыбнулся про себя Крапивин.

— Такой жизнерадостный хлопчик, курчавая блондинистая шевелюра, стихи сочиняет, любит Есенина. Прочитал он мне что-то из Есенина, кажется, ох, дай бог памяти, «Письмо к женщине». Я его пожурил немного, к чему-де читать такие стихи. Ты, конечно, помнишь это стихотворение?

— Пожалуй, — ответил Иван Иванович.

— Он жаловался, что быт у молодых не устроен. В общежитии неуютно, газет не бывает. Навели порядок. Но вот Веселов, между прочим, сказал, мол, ребятам летать мало дают. Об этом-то я и забыл тебя информировать.

— Слона-то и не приметил, — подковырнул замполита Крапивин.

Фадеев смутился.

— Точка, — сказал Крапивин. — Это и мое упущение. Давай исправлять вместе.

— Начнем разговор с молодыми, — успокоившись, предложил Фадеев.

— Пожалуй, — согласился Крапивин. — А теперь посмотрим, что начальство предписывает. — Он поудобнее уселся на стуле, убрал в сторону пепельницу, чернильный прибор, пресс-папье, взял красно-синий, хорошо отточенный карандаш, раскрыл папку.

Первое, что прочитал Крапивин, — приказание о выделении спортсменов на соревнования. Поморщившись, Иван Иванович подумал: «Опять сачковать поедут, животы на солнце греть, а другие за них с утра до ночи вкалывать будут». Однако на уголке предписания наложил резолюцию: «Командирам эскадрилий. Обеспечить и проследить. Исполнение доложить. Крапивин».

Прочитал и другие документы, на которых также появились указания: «Ознакомить до летчика включительно», «Прочитать всему личному составу», «Исполнить к такому-то числу...» И внизу роспись: «Крапивин».

Документы Иван Иванович откладывал Фадееву. Замполит, прочитав их, произносил вслух: «Согласен» или «Здесь следовало бы подключить инженера». В ответ звучало крапивинское «Пожалуй» — и на документе появлялась дописка: «Подключить инженера».

— Эге, да тут, оказывается, есть кое-что и посерьезнее, — произнес Крапивин, беря новый документ. — Давай почитаем вместе, вслух, так сказать, — обратился он к Фадееву.

Крапивин подал документ замполиту:

— Читай, у тебя это лучше получается.

Фадеев надел очки. Читал не торопясь, пункт за пунктом. Очки то и дело сползали с переносицы, и Фадеев «усаживал» их на место.

В документе говорилось, что недавно группа провокаторов, переодевшись в форму советских военнослужащих, учинила дебош в общественном месте. Провокаторам удалось скрыться. Сложившаяся обстановка требует принять меры к повышению бдительности. На неопределенный срок отменялись увольнения из расположения части. Солдатам, сержантам и офицерам не разрешалось посещать парки, стадионы...

Николай Уварович остановился, прочитал еще про себя заключительные строки, отложил документ в сторону, не закрывая последнюю страницу, где стояла подпись. Не глядя друг на друга, они долго молчали. Крапивин сидел, подперев ладонью широкий лоб. Фадеев машинально протирал замшевой тряпочкой очки, близоруко щурился.

Молчание нарушил телефонный звонок. Крапивин поднял трубку.

— «Третий» слушает.

— Иван Иванович, здравствуйте. Говорит начальник политотдела. — Крапивин услышал знакомую фамилию. — Фадеев у вас?

— Да, у меня.

— Кстати, это касается и вас. Ознакомились с документом?

— Да, ознакомились.

— Так вот, завтра прилетайте вместе с Фадеевым к нам к девяти часам утра, потолкуем.

— Хорошо. С Фадеевым говорить будете?

— Пожалуйста, передайте ему трубку.

Фадеев, стоявший у аппарата, протянул руку. Он догадался, с кем разговаривал Крапивин, и сразу произнес:

— Слушаю вас, товарищ полковник. Здравствуйте. Понятно. В девять ноль-ноль завтра у вас? Хорошо. Заготовить соображения по документу? Постараемся, хотя очень мало времени. А? Первые впечатления? Как вам сказать. Документ есть документ. Нет, я не уклоняюсь. Хорошо. Завтра выскажем. До свидания.

Николай Уварович положил трубку, тяжело вздохнул. На его лице выступили красные пятна — признак глубокого волнения.

— Что будем делать, комиссар? — так иногда Крапивин обращался к Фадееву по старой фронтовой привычке. — Дело, прямо скажем, трудное. — Крапивин взял документ, посмотрел на подпись: — Полковник Бурков подписал.

— Да, он. Подпись веская.

— Неужели что-то назревает?

— Может быть, — подтвердил Фадеев. — Впрочем, завтра все станет на свое место.

Опять зазвонил телефон. Крапивин взял трубку. На сей раз звонил Бурков. Он тоже сообщил о назначенном совещании, потом говорил еще о чем-то, но о чем, по лицу Крапивина трудно было понять. Он стоял у аппарата хмурый, его черные брови, казалось, взъерошились. Крапивин, выслушав полковника, положил трубку, сказал, обращаясь к Фадееву:

— «Хозяин» говорит, документ является большим подспорьем в укреплении дисциплины, наведении уставного порядка.

Фадеев вставил:

— Судя по первой части — безусловно. Требует поднять боевую готовность.

Крапивин подумал, сказал:

— Пожалуй.