Течет река Лета

Последние километры пути вышли по свежему асфальту. Мы остановились перед единственной в городе гостиницей.

После концерта опять был банкет. На этот раз в пустом ресторане, закрытом для посетителей. Мы немножко выпили и закусили. Отправились спать. Читинский администратор еще оставался за столом, продолжая многодневный марафон свершений и отмечаний.

На следующий день, в назначенный час отъезда, мы не могли найти его.

Вышли в восемь вечера из гостиницы, потоптали свежий снежок, пока не догадались позвонить Саше на мобильный.

Из трубки донесся нетвердый лепет про неверно назначенное время отъезда.

Оказывается, финал гастролей читинский промоутер отметил еще и во Дворце с двумя своими наперсницами — деятельницами культуры.

Через полчаса около автобуса остановилось местное такси, из которого нетвердой походкой вышел Саша, стал торопить нас с отправкой, но я остановил его:

— Это хамство. Вы позволяете себе пить третий день подряд, превращая простые вещи в сложные. Я не должен был видеть вас пьяным ни одной минуты. Вы можете пить сколько угодно, когда отправите нас в Москву.

Вряд ли он понимал, о чем я говорю.

В автобусе он залег на помосте, сооруженном над задними рядами кресел, да и не просыпался до самого въезда в Читу.

Снова до федеральной трассы ехали по раздолбаной дороге. 80 километров беспощадного русского пути. Высыпали когда-то гравий на проторенную в степи тропинку, и все! Но здесь же рядом добывают дорогущий уран! В этих краях сидит Ходорковский, карманных денег которого когда-то хватало, чтобы замостить эту бессмысленную дорогу!

Конечно, встали тут же, как только выехали на трассу! Наружное колесо автобуса продырявило острым камнем.

Водители выкатили запаску.

Обратный путь вышел короче. Засветло миновали три перевала, когда на подступах к Чите за гольцами выступила тайга.

Мы заехали за авиабилетами к одной из Сашиных помощниц на окраине города, где увидели совершенно неприглядную картину жуткого бездорожья, изрытых и неухоженных дворов, страшного уныния серых построек. Типовые советские пятиэтажки в оформлении всхолмленных пустырей, изрытого асфальта и мрачной подсветки.

В аэропорту наш администратор, кажется, пришел в себя. Помчался в здание с авиабилетами. Но скоро вернулся.

— Ваш самолет улетел, — скорбно сказал он. — Я не должен был прибавлять шесть часов ко времени, указанному на билетах. Там стояло местное время.

Мы обмякли.

— Есть рейс через Новосибирск. Но есть еще один — без пересадки. Я сейчас все улажу. Дайте мне ваши паспорта.

Минут через десять он снова стоял перед автобусом.

— Ну, слава Богу, все в порядке. Везде нужно иметь хороших знакомых. Вы летите в одиннадцать часов. И прямо на Москву. Идемте в вип-зал.

В вип-зале, больше похожем на обычный накопитель, выяснилось, что полетим мы все же с посадкой в Красноярске, что Саша опять все напутал: в Москве мы приземлимся в 17 часов.

Рейс, известное дело, задержали.

В Красноярске, в холодном аэропорту, тоже просидели около трех часов.

В Москву летели дольше обычного, много раз кружили над ней: два дня над столицей висел туман, собравшиеся в небе стальные птицы ожидали разрешения на посадку. Приземлившись, долго ждали трапа. Потом полчаса пришлось простоять у самолета, потому что наземные службы не успевали развезти всех вернувшихся в стольный град путешественников.

Я приехал в Котельники ни живой ни мертвый.

В дневниках хватило бы одной записи. «Вернулся из гастролей в Забайкалье».

1 ноября 2007 г.

Перед отъездом в Сибирь меня разыграла Ксюша Собчак, позвонив мне в прямом эфире, кажется, с радиостанции «Серебряный дождь». Я не узнал ее голоса, хотя незадолго до этого провел три дня в ее компании в Риге и Таллинне, и в начале разговора стал обращаться к ней, как к Варе, ассистентке Мирзоева на спектакле «Дракон». Ксения тут же учинила допрос с пристрастием: «Кто такая Варя? Почему я ничего о ней не знаю?». Мне некуда было деваться, пришлось признать свое поражение и еще несколько минут, поддаваясь игре, изображать из себя ловеласа. Ксюша отблагодарила меня смс-кой сразу после трансляции: «Ты хорошо звучишь в эфире. На пейджер пришло сразу шесть вопросов к тебе». Я тут же ответил ей: «Не оставляй их без ответа. Скажи: вдовец, двое детей, четыре внука, шесть правнуков».

Москва встала. Транспортный коллапс, которого все ждали, как некогда певицу Валерию в уже забытом плакатном слогане, случился… Нынче певица уезжает из белокаменной завоевывать Запад, а столица остается в спазме собственных вен и артерий.

Радиостанции развлекают водителей и пассажиров, завидующих в эту пору пешеходам. В эфире утвердился интерактив, рассчитанный на обывателей, которые раньше обращались в газеты с жалобами и просьбами, а нынче атакуют эфир звонками, откликаясь на бесчисленные опросы. Картина московских пробок складывается из отдельных мазков автолюбителей — вот звонок из серой Капотни, вот из Чертанова, вот голос отчаявшегося художника с Масловки: «Ленинградка стоит намертво» — будто ее снова загородили противотанковыми ежами.