Течет река

Сверток с моей дочерью оказался совсем маленьким. Глазки закрыты, но ротик открылся сразу же, как только появилась возможность сосать. Все шло нормально, мы обе успокоились и лежали, прижавшись друг к другу. Радость соприкосновения до боли пронзительна, её умиротворяющая сила столь велика, что все остальное перед ней отступает.

Через неделю можно было ехать домой. Встречать нас пришли Костя с букетом цветов и Марина. Ребеночка провожавшая няня передала в руки отца, чемодан с пеленками и разного рода вещичками взяла Марина, и мы направились к ожидавшему у дверей такси. На выходе встретились с входившей в роддом Анной Константиновной Айн — преподавательницей английского языка, у которой я училась в университете. Она пришла передать записку лежащей в роддоме дочери. Анна Константиновна оказалась первым человеком из внешнего мира (помимо нас, самых ей близких), с которым встретилась вступающая в жизнь моя дочка.

Доехали до Горбатки. Ведь совсем недавно тот же самый путь—по Новинскому, Садовой, улице Герцена, через Никитскую площадь, в Леонтьевский переулок проехала я, направляясь в больницу. Теперь двигались по нему же, но в обратном направлении. Однако все оказалось иным, и своё место в этом новом мире ощущалось иначе.

Костя бережно нес сверток с младенцем через двор. Из окон смотрели соседи, улыбаясь нам. Мы с Мариной вслед за ним поднимались на второй этаж И только войдя в квартиру, вспомнила я о чемодане, оставленном в багажнике такси. Там были не только пеленки, но и выданные в роддоме документы — «паспорт младенца» со всеми необходимыми для представления в районную детскую консультацию сведениями. Он был нужен. Надежды на то, что шофер вернет случайно увезенный и совсем бесполезный для него чемодан, оказались напрасными. Он не приехал на днем, ни вечером, ни на следующий день. Пришлось добывать дубликат паспорта новорожденного.

В маленькой комнатке на Горбатке уже стояла кроватка для девочки, у которой пока ещё не было имени. Его выбирали почти целый месяц. Сначала пытались называть её Ольгой. Почему-то не получалось, хотя нам это имя нравилось. Потом была целая неделя простоя: ребенка никак не называли. Имя Мария тоже не подошло. Остановились на Анне. В метрике записали: Анна Константиновна Михальская.

39

И потекла новая жизнь... Первая прогулка во дворе. Ребенок в новенькой желтой коляске, освещающей, подобно солнцу, все как будто бы знакомое и вместе с тем смотрящееся теперь совсем по-новому горбатковское окружение: садик с яблоней и кустами сирени, скамейка и врытый в землю деревянный стол, сараи, каменная стена, отделяющая наш двор от огурцовского. Из окон смотрят во двор соседи, приветствуют нас, выглядывая из форточки. Вот доктор Проскуряков, забежавший навестить одну из своих жен — Валентину Михайловну, помахал нам рукой из своего бывшего кабинета на втором этаже; вот Сергунькина мать смотрит из окна на первом этаже, наша квартирная соседка Наталья высунулась из широко распахнутого ею окошка и дает совет не задерживаться слишком долго на первый раз во дворе, а поскорее возвращаться домой. Она-то уж знает, как обращаться с детьми, вырастила пятерых, хотя сама с ними никогда не гуляла. Те, кто проходят мимо, поздравляют, желают здоровья новорожденной жительнице нашего дома.