Когда Аночка начала ходить, то гуляли мы с ней часто во дворе. Ехать на Шмитовку и возвращаться оттуда не хватало времени, к тому же дойти туда она ещё не могла, нести её было слишком тяжело, а сидеть в коляске она не любила, старалась выбраться оттуда во что бы то ни стало. Сопротивляться её порывам к свободе оказывалось совершенно бесполезно. Оставались во дворе. Зимой брали с собой санки, и скатывалась она с небольшой горки, весной шлепали по лужам, осенью собирали листья. По Горбатому переулку проложили трамвайную линию. Она проходила прямо у нашего дома, под окнами Трамвайную дугу было видно из окон второго этажа, трамвайные звонки звучали в переулке с утра до ночи, зато трамвайная остановка была теперь совсем рядом — за углом огурцовского дома. Интерес к движущимся трамваям у Анюты возрастал с каждой неделей, а к тому времени, когда ей пошел второй год, он достиг своей вершины. К зиме 53-54 года ей купили белую кроличью шубку, меховую шапку, валенки с калошами. Подпоясывали ремешком, за концы которого держался тот, кто с нею гулял, стараясь управлять её движениями И всегда приходилось быть начеку, потому что в любую минуту ребенок мог ускользнуть в сторону улицы, а так как ворот, отделявших двор от трамвайной линии, не существовало, то опасность попасть под трамвай становилась реальностью. Раза два мне пришлось хватать ребенка почти из-под самых колес надвигавшегося из-за угла трамвая. Я тащила её во двор, опускала на землю, и она тут же вновь устремлялась к переулку. Купили вожжи, что несколько упрощало управление траекторией её движений.
Только Павлу Ивановичу удавалось проводить прогулки в спокойной обстановке. Однако он твердо следовал правилу: ребенок должен находиться в коляске и не просто сидеть там, а быть крепко к ней прикреплен, чтобы не выскочить, не вылезти, не выкарабкаться из коляски он не мог ни за что. Павел Иванович разработал свою систему такого рода прикрепления, чем гордился, и смело отправлялся на прогулку.
Его сильным козырем было и то, что он никуда не торопился. Теперь он уже не работал, за продуктами ходил по утрам, а днем был свободен и ему самому хотелось погулять по окрестным местам, на что прежде у него времени не было. Чаще всего желтая коляска, которую он вез, направлялась на берег Москва-реки. По дороге дедушка знакомил внучку с разновидностями птиц, обитающих в городе. Наблюдали за летящими галками, воронами, на берегу реки — за чайками; проезжая по переулкам, смотрели на воробьев и синичек, зимой — на снегирей. Во дворе у персюков была голубятня. Там останавливались, заглядывали сквозь металлическую сетку внутрь. Иногда открывалась возможность наблюдать за тем, как парни гоняли голубей или кормили их. Для воробьев Павел Иванович захватывал куски хлеба, оставшиеся после домашних трапез крошки и бросал их птицам в каком-нибудь укромном уголке, где его никто не видел. Он не любил делать это на виду у прохожих. Аночка полюбила смотреть и на летящих чаек, и на клюющих воробьев, и на огромных ворон, сидящих на деревьях. Ей было интересно наблюдать за всем этим. Может быть, эти прогулки раннего детства и общение с дедом, так сильно любившим природу, и пробудили в городском ребенке интерес к ней и к живым существам, обитавшим вокруг, помимо людей.
Иногда мимо пробегали собаки. В то время их не было в Москве так много, как теперь. В наших переулках редкие породы собак не встречались, но дворняжки чувствовали себя бывалыми горожанами, знали расположение продуктовых магазинов и булочных, где поджидали выходящих их них покупателей. Для собак Павел Иванович тоже прихватывал что-нибудь, никогда, однако, не вводя в курс дела ни Марию Андреевну, ни Нину Фёдоровну. Так, клал какую-то косточку в карман, обернув её газеткой, или засохшую горбушку. Собаки производили сильное впечатление на ребенка, особенно крупные, чьи морды находились на уровне борта колясочки.
Ездили в Зоологический сад на Красную Пресню, а потом, когда Анюта подросла, стали ходить туда регулярно, и эти прогулки вошли в её детскую жизнь. Идти до Зоологического сада — минут двадцать медленным шагом. Можно и на трамвае доехать минут за десять. Арка из шероховатых серо-коричневых камней, большой пруд со множеством разных птиц — утки, лебеди, гуси, пеликаны, по правую руку— клетки с медведями, а дальше — удивительный мир, населенный множеством зверья. Сначала больше всего нас привлекали птицы. Павильон с попугаями, фламинго, хохлатыми цаплями, орлами и совами. Клетки-вольеры с роскошными павлинами. Странные пеликаны, всегда задумчивые, но ловко хватающие рыб во время кормежки. Ко львам и другим крупным хищникам скачала не ходили — не из-за страха и не из-за нежелания познакомиться с ними, а из-за вони в их помещении. Слон приводил в недоумение: охватить взором эту громадину просто невозможно. С жирафами проще: надо только задрать голову и, скользя взглядом вдоль их длинной-предлинной пятнистой шеи, можно увидеть на самом верху их маленькие ушки и бархатные глаза.