Течет река

И вот я вынимаю из заветного чемодана, привезенного из Англии, листы, тетради с записями, конспектами, выписками (тогда ещё не было ксерокопирования), раскладываю содержимое каждой папки на столе (теперь и стол в большой комнате есть!), вчитываюсь, вспоминаю, сортирую в том порядке, как представляется мне эта будущая работа, её главы, разделы... Но вспоминаю и о жизни в Ливерпуле, в Лондоне, о поездке в Шотландию, о своих друзьях. И снова хочется быть с ними Ведь только с ними я могу поговорить о том, что мы повидали и с чем познакомились, во всех подробностях. Ведь только им и мне известны все этапы пройденного пути. Мне не хватает их, хотя письма из Ленинграда от Алеши и из Вильнюса от Наташи я получаю; пишет Костя Квитко, пишет Власов. На праздники присылают письма и другие «англичане». С Геной мы виделись несколько раз. И совсем недавно приходил он попрощаться перед отъездом в Вену, куда уезжает вместе с женой и дочкой на три года, получив должность в одной из международных организаций (МАГАТЭ). Три года — долгий срок.

В тот день, когда уезжал он в Вену, было совершено покушение на Джона Кеннеди. Его убили. Одно за другим передавались об этом сообщения по радио. Сидя дома за своим столом перед разложенными на нём бумагами, я с ужасом услышала о случившемся, и уже никакая работа не шла на ум. Что-то оборвалось внутри. Что-то кончилось. Как ломаются судьбы и прерываются жизни людские!

Я не могла оставаться дома и пошла на Горбатку. Но и там все были в волнении. И для моих родных и близких это событие усилило и без того то нервное напряжение, в котором находились они в связи с предстоящим в самом ближайшем будущем переселением на новое место из столь давно обжитого дома. Пусть он стар, но привычен. Но и сами они стары, и перемещение в новое место для них сложно, а теперь, может быть, вряд ли и желанно.

В соответствии с планом реконструкции центра Москвы Горбатка и окрестные переулки и улочки должны были быть снесены. Здесь протянется широкий проспект, ведущий через Новоарбатский мост к самому Кремлю. С Кутузовского проспекта по прямой линии можно будет доехать до Александровского сада. Это — в будущем, а пока приступили к сносу Огурцовского дома, а следующим будет дом №4, наш старый дом. Одна сторона Горбатого переулка была снесена ещё раньше. Уже нет дома Чурмазовых, дома номер пять, химзавода, нет бензоколонки и персюковского дома. Скоро не останется и второй стороны переулка.

Родители уже знают, куда придется им переезжать — на Бобруйское шоссе. Это далеко от насиженных мест: от Киевского вокзала на метро до станции «Молодежная», потом на автобусе остановок шесть. Где-то рядом с Рублевским шоссе. В те годы эти места только застраивались и были окраиной города. Квартира отдельная, из двух комнат. Дом из светлого кирпича, пятиэтажный. Но им выделена квартира на четвертом этаже. В доме нет лифта. Подниматься так высоко маме с её больным сердцем, отцу, чья инвалидность подтверждена врачами уже свыше десяти лет назад, Марии Андреевне, которой давно перевалило за семьдесят (да и родителям — за шестьдесят), подниматься на четвертый этаж тяжело. И ездить маме на работу оттуда далеко: автобус, метро, снова автобус. Но ничего другого получить им — старым москвичам — не удалось. Сорок с лишним лет прожили они в Москве, и вот теперь их выселяют из центра, выселяют на далекую окраину. Почему? Через неделю переезд состоится. Заказан грузовик с большим крытым кузовом. Связаны узлы. Собраны в чемоданы, коробки и мешки вещи. Решено, что будет увезено из мебели. Останется большой сундук, что стоял в темной передней. Расстаться придется со старым диваном и с большим столом на толстых витых ножках, который после смерти деда Фёдора Александровича вместе с сундуком и круглыми стенными часами был привезен из Сызрани. Все остальное поедет на Бобруйское шоссе. Выясняется, что остального не так уж много. Самые крупные предметы меблировки—два кожаных кресла. Буфет с матовой зеленоватой стеклянной дверкой развалился на части, и никуда везти его просто невозможна Кухонный стол тоже совсем непригоден. Табуретки страшны. Имущество не заполняет весь кузов машины Рядом с шофером садится волнующийся Павел Иванович, бросая последний взгляд на кирпичные стены дома, на двор, на яблоню в садике. Мама, тётя Маша и я едем в такси. Два рабочих-грузчика залезают в кузов.