Течет река

О чем бы ни велась речь на уроках — о больших реках страны, о русских богатырях, воспетых в былинах, о дубах или березах, о громе и молнии — всегда на первом месте было СЛОВО, и внимание к умению выразить в слове свои представления и знания учительницей оценивалось, а недостатки отмечались. Мы втягивались в беседы и поговорить любили. Интерес к теме не затухал. С арифметикой дело обстояло несколько иначе. Здесь ключ явно не был определен, но таблицу умножения знали назубок, складывать и умножать, вычитать и делить научились. Задачи решали без энтузиазма, а сидевшая на протяжении всего времени наших занятий за своим столиком в удобном кресле престарелая Лидия Прохоровна весьма часто хмыкала, следя за попытками своей дочери включить нас в вычислительные процессы. Однако всех научили быстро считать на счетах, чему и я, в свою очередь, обучила тётю Машу.

Занятия наши проходили за длинным столом с закруглёнными углами. Стол обтянут зеленым сукном, подогнанным плотно под деревянные края, а в них проложен желобок, использовавшийся нами как железнодорожный путь, по которому продвигали мы поезда, составленные из коротких вагончиков — карандашных огрызков. Паровозик тоже из карандаша, но несколько более толстого, чем вагончики. Такие огрызки мы накапливали, и они хранились не в общей большой коробке для карандашей и ручек, стоявшей в центре, стола, а в наших карманах и вынимались во время перемены. В эти заветные пятнадцать минут, отделявшие первый урок от второго, и начиналось движение поездов, шедших в разных направлениях, натыкавшихся друг на друга. Железнодорожные крушения случались постоянно. Постоянно вёлся и обмен вагончиками – красные огрызки менялись на синие, жёлтые - на очень редкие лиловые. Во время второй перемены мы завтракали. С собой при носили все дети примерно одинаковые завтраки (такая существовала договорённость между Марией Николаевной и родителями). Ели бутерброды с маслом и сыром, с маслом и колбасой, очищенную морковку, три-четыре редиски, яблоко. Конфеты никогда не приносили, но чай пили и только с подушечками «Люкс», которыми угощала нас всегда оживлявшаяся во время этой перемены Лидия Прохоровна. Подушечки «Люкс» держала она в большой старинной железной круглой коробке. На крышке – всадница, мчащаяся на белой лошади, с развевающейся вуалью, очевидно за зайцем, как мы думали, хотя зайца видно не было. Сами конфетки запомнились своей весёлой полосатостью –по белому фону - разноцветные полосочки, на одних подушечках – красные, на других зелёные, голубые, снова красненькие. Внутри что-то неуловимо ореховое, на вкус приятное. С ними мы и пили чай из низеньких кружечек, закусывая своими бутербродами. Потом шли ещё два урока а уж там в разные дни по-разному: то отправлялись на урок рисования на Арбат, то шли гулять на Новинский бульвар. Часа в три нас забирали домой. Приходила за мной тётя Маша.

Устраивались в комнате Марии Николаевны и спектакли, актёрами в которых мы были. Один спектакль назывался «В Африке». Пьеса составлялась с опорой на сказки Чуковского «Бармалей» и «Крокодил». Но многое добавлялось от себя и было дано право импровизировать. Черное население Африки и в том числе Бармалей выглядело очень натурально: на голову, руки и ноги каждого африканца натягивались чёрные обтягивающие его конечности чулки; чулок, надетый на голову, украшался вьющейся и, конечно, тоже очень чёрной шевелюрой, сделанной из нарезанной ленточками выкрашенной в чёрный цвет бумаги, свернутой колечками. На лице — прорези для глаз и для рта. Те, что для рта, обшиты кругом красной тряпочкой (или ленточкой), а вокруг глаз - белые круги, из-под которых проглядывают глаза настоящие и совсем не обязательно чёрные. На неграх – цветные трусы и чёрные майки. На запястьях - браслеты и ленты. Бармалей страшен своей бородой, кинжалом за поясом широких шаровар и белой с красным чалмой. Я исполняла роль одного из негров, а прекрасная девочка Марина играла Танечку, убежавшую вместе с братом Ванечкой в Африку. Ванечку изображал мальчик Боря Державин, а жуткого Бармалея - самый старший из нас — Миша. На роль Крокодила был приглашен его старший брат с устрашающим голосом.