Государственная армия, прежде всего США, уже начала заменяться частными армиями, подотчетными только своим частным и корпоративным заказчикам и владельцам, своего рода новым Ост-Индским компаниям. Многочисленным маргиналам нужны хлеб и зрелища, и к их услугам индустрии шоу-бизнеса и массового питания. Власть и богатство элит все больше отрываются от легитимной институциональной организации, используя сообщества, государства и международные организации в пользу немногочисленных групп частных лиц, их семей и приближенных, аффилированных компаний и контролируемых государств, чьи интересы выдаются за всеобщие. Элиты США и космополитического финансового сообщества, контролирующие глобальные политические и экономические институты, одержимы империализмом; впрочем, деваться им некуда: перенакопление бумажных активов гонит их за все большей и большей рентой, выбиваемой из зависимых стран.
Капиталистическая элита западных сообществ, опираясь на широкие организационные возможности, создает «псевдо-империю» частных лиц и организаций, состоящую из вненациональных офшорных финансовых центров, контролируемых национальных государств и наднациональных объединений. В будущем США могли бы способствовать созданию в ЮВА подобия ЕС, противопоставляя этот союз Китаю, но вряд ли успеют достичь своей цели. Сами США в данных условиях имеют важность лишь постольку, поскольку их армия еще государственная и подотчетна Конгрессу, а национальная экономика создает огромный спрос и государственный долг.
С унификацией ЕС, полным подчинением европейских государств финансовому контролю крупнейших банков и созданием в Азии пространства свободной торговли, подкрепленного военным союзом, важность США как государства и сообщества для своих плутократических элит существенно снизится, поскольку глобальная система гораздо гибче национальной и сулит больше прибылей. Сейчас Вашингтон сопротивляется любым попыткам пересмотра норм и политики глобализации потому, что надеется сохранить контроль над глобальными финансовыми потоками и не беспокоится об издержках управления. Как и в случае с предшествующими системами гегемоний, решение, вполне разумное в текущий момент, в недалеком будущем окажется губительным.
Большая часть Западной Европы могла бы тогда принять вид и характер, который теперь имеют части этих стран: юг Англии, Ривьера, наиболее посещаемые туристами и населенные богачами места Италии и Швейцарии, именно: маленькие кучки богатых аристократов, получающих дивиденды и пенсии с далекого Востока, с несколько более значительной группой профессиональных служащих и торговцев и с более крупным числом домашних слуг и рабочих в перевозочной промышленности и в промышленности, занятой окончательной отделкой фабрикатов. Главные же отрасли промышленности исчезли бы, и массовые продукты питания, массовые полуфабрикаты притекали бы, как дань, из Азии и из Африки 717 .
С того времени, как были написаны эти строки, прошло более ста лет, и вот события вновь повторяются. Но все же представляется, что эта ситуация, как и та, что была описана Гобсоном, временна. Институциональная форма отношений является пределом не только роста, но и власти. Выбор, который сделала глобальная плутократия, фактически уже предопределил границы американской гегемонии. Она не в состоянии контролировать процесс роста развивающихся стран, не может и не хочет решать проблемы бедных сообществ (чья бедность в основном обусловлена гегемонистской политикой, ограничивающей их экономический рост и политическое развитие) и не способствует созданию институциональных возможностей роста богатых сообществ.
Не ограничивай богатые страны развитие периферии, правительствам Европы и США не пришлось бы бороться с нелегальной миграцией. Население периферийных стран и бывших колоний бежит от нищеты и безработицы в бывшие метрополии, и если США и РФ готовы предложить им рынок дешевого труда, то ЕС нет. Как показывает история развитых стран, свободный рост сообществ решает проблему нищеты, перенаселения и гражданских войн расширением рынка, урбанизацией и распределением доходов, а с развитием все более сложных форм производства преодолевается экологическая деградация, как это уже было в XIX—XX вв. в Европе и США.