Тегеран 1943

«— Всякий раз, — пояснил Рузвельт, — когда премьер-министр настаивал на вторжении через Балканы, всем присутствовавшим было совершенно ясно, чего он на самом деле хочет. Он прежде всего хочет врезаться клином в Центральную Европу, чтобы не пустить Красную Армию в Австрию и Румынию и даже, если возможно, в Венгрию. Это понимал Сталин, понимал я, да и все остальные…

— Но он этого не сказал?

— Конечно, нет, — ответил Рузвельт. — А когда Дядя Джо (так Рузвельт называл Сталина) говорил о преимуществах вторжения на западе с военной точки зрения и о нецелесообразности распыления наших сил, он тоже всё время имел в виду и политические последствия. Я в этом уверен, хотя он об этом не сказал ни слова…

Отец снова лёг и замолчал…

— Я не думаю… — начал я нерешительно.

— Что?

— Я хочу сказать, что Черчилль… словом, он не…

— Ты думаешь, что он, быть может, прав? И, быть может, нам действительно было бы целесообразным нанести удар и на Балканах?

— Ну…

— Эллиот, наши начальники штабов убеждены в одном: чтобы истребить как можно больше немцев, потеряв при этом возможно меньше американских солдат, надо подготовить одно крупное вторжение и ударить по немцам всеми имеющимися в нашем распоряжении силами. Мне это кажется разумным… Представителям Красной Армии это тоже кажется разумным. Так обстоит дело. Таков кратчайший путь к победе. Вот и все. На беду премьер-министр (Черчилль) слишком много думает о том, что будет после войны и в каком положении окажется тогда Англия. Он смертельно боится чрезмерного усиления русских. Может быть, русские и укрепят свои позиции в Европе, но будет ли это плохо, зависит от многих обстоятельств. Я уверен в одном: если путь к скорейшей победе ценой минимальных потерь со стороны американцев лежит на западе и только на западе и нам нет нужды напрасно жертвовать своими десантными судами, людьми и техникой для операций в районе Балкан, — а наши начальники штабов убеждены в этом, — то больше не о чём и говорить.

Отец хмуро улыбнулся.

— Я не вижу оснований рисковать жизнью американских солдат ради защиты реальных или воображаемых интересов Англии на европейском континенте. Мы ведём войну, и наша задача выиграть её как можно скорее и без авантюр. Я думаю, я надеюсь, Черчилль понял, что наше мнение именно таково и что оно не изменится.

Отец снова закрыл глаза, и наступила тишина, нарушавшаяся лишь тиканьем часов…»

Я позволил себе привести столь длинную выдержку по двум причинам. Во-первых, она поможет читателю лучше уяснить себе цели, которые преследовал Черчилль, настаивая на своей балканской авантюре. Во-вторых, она показывает, что Рузвельт прекрасно понимал подлинный смысл планов Черчилля. Из того, что американский президент говорил об этом своему сыну, причём в дни Тегеранской конференции, видно, что планы правящих кругов Англии расходились с задачами достижения скорейшей победы над общим врагом. По-видимому, Рузвельт действительно не одобрял эту линию Черчилля. Но следует иметь в виду, что в Вашингтоне были влиятельные круги, которые, так же как и Черчилль, не торопились с открытием второго фронта.

Совещание военных экспертов

Встреча военных представителей трёх держав состоялась 29 ноября в 10 часов 30 минут утра. Американская делегация была представлена адмиралом Леги и генералом Маршаллом; от англичан присутствовали генерал Брук и главный маршал авиации Портал, советскую сторону представлял маршал Ворошилов.

Климент Ефремович предложил мне быть переводчиком на этом совещании, и я, запасшись блокнотом и карандашами, в начале одиннадцатого прогуливался по аллее, ведущей к главному зданию посольской усадьбы, где в комнате, примыкавшей к большому залу пленарных заседаний, должна была происходить встреча военных экспертов.

Аллея соединяла главное здание с особняком, в котором разместились советские делегаты, и я то и дело поглядывал туда — не идёт ли Ворошилов. Погода была очень приятная, в воздухе ещё сохранилась ночная свежесть, а солнце, пробиваясь весёлыми зайчиками сквозь густую листву, играло на посыпанной жёлтым песком дорожке. Было мирно и тихо в этом уединённом месте встречи руководителей трёх держав, многомиллионные армии которых где-то на далёких фронтах вели титаническую борьбу в грохоте взрывов, в дыму пожаров, среди бушующих валов необозримых морей и океанов…

Наконец открылась дверь особняка и оттуда вышли двое — Сталин и Ворошилов. Сталин что-то говорил своему спутнику, а тот молча слушал и лишь время от времени кивал головой. Возможно, в этот момент Ворошилов получал последние указания насчёт предстоящей встречи с англо-американцами, а может быть, речь шла и о чём-то совсем другом: из-за значительного расстояния слов нельзя было разобрать.

В это утро Сталин выглядел отлично. Бодрая походка и весь его облик говорили, что он полон энергии и решимости. Порой он улыбался, похлопывал Ворошилова по плечу.

Поравнявшись со мной, Сталин кивнул мне, на что я скороговоркой ответил:

— Доброе утро, товарищ Сталин… Сталин отрывисто бросил Ворошилову:

— Желаю успеха!..

И свернул в боковую аллею.