Перестав рыдать, она потерлась лицом о свое плечо, чтобы высушить слезы, а потом невидящим взглядом уставилась в темноту. Через щель в тяжелой двери камеры слишком мало света просачивалось внутрь; спустя какое–то время ее глаза привыкли настолько, что она смогла кое–что заметить из окружающей обстановки. Ее камера была примерно десять на десять футов с единственной кроватью, покрытой соломой, мусорным ведром и водосливом в самой середине. Не было ни пищи, ни воды. На кровати не было никакого одеяла. Кроме кровати, сидеть больше было не на чем.
Она проверила оковы, которые соединяли ее запястья с кожаным поясом на ее талии, затем подергала и сам пояс. И то, и другое было крепким и неподатливым. Она покрутила головой, чтобы понять толщину заколдованного ошейника, но будучи не в состоянии его увидеть или пощупать руками, она мало, что могла определить. Замки на нем находились сзади, поэтому она не могла ни увидеть их, ни дотянуться до них. В камере не было ничего, что могло бы отразить, как они выглядели. Она сделала глубокий вдох и выдох, успокаивая дыхание. Здесь нигде не было никакой помощи.
Она поднялась на ноги и подошла к двери, всматриваясь через щель в коридор снаружи. На дальней стене она смогла увидеть детали нескольких дверей других камер. Свет факелов мерцал и отбрасывал меняющиеся пятна света и тени, поэтому невозможно было понять целостную картину коридора. Она смогла услышать слабые звуки движения и разговора, но не смогла определить их источник. Воздух был наполнен запахами, ни один из которых не был приятным.
Что же ей делать?
Она отвернулась от двери и снова уставилась в темноту своей камеры. Никто не знал, где она. Этот мальчик, который идет ее спасать — мальчик! — понятия не имеет, где ее искать. Не то, чтобы она думала, что это важно. Во всяком случае, этот мальчик не мог ничего изменить. Никто не мог. Наверное, когда-нибудь Века Дарт сумел бы помочь — это было трудно сказать. Но он точно не смог бы помочь сейчас. Болотный улк предостерегал ее от возвращения, как будто знал, что случится. Эта мысль засела у нее в голове, мрачным и подозрительный голосом в ее сознании. Но она быстро ее отбросила. Вряд ли он направил ее к гибели. Она выбрала свой путь, а он выбрал свой. Она сделала это сама. Теперь любая помощь от него была, в лучшем случае, маловероятной. Он был далеко и должен там и оставаться.
Вопросы изводили ее. Что она здесь делала? Почему она еще не умерла? Стракен-Владыка перенес ее в Запрет, и он знал, кем она была. Когда она была Ведьмой Ильзе, она быстро и без раздумий избавлялась от своих врагов, как только это было в ее силах. Живой враг всегда опасен. Поэтому, почему демон держал ее в заточении? Наверное была причина насчет перехода его союзника в Четыре Земли в обмен на нее, которая требовала, чтобы он сохранил ей жизнь? Она не рассматривала такую возможность. Может быть, магия, при помощи которой был осуществлен этот переход, исчезала, если один из них умрет не в своем мире. Но тогда ведь они оба погибнут? Если это так, то Стракен-Владыка был крайне заинтересован в ее защите до тех пор, пока его союзник не будет готов вернуться.
Какое–то время она размышляла над тем, когда может произойти это возвращение, но это невозможно было определить, не зная, что должен был выполнить тот, кто перешел в ее мир.
Ее мысли вернулись к другим темам: к беспорядку в Четырех Землях, к предательству ее друидов и к опасениям за свою семью. Вполне возможно, что те враги, которые отправили ее сюда, постараются также устранить Бека. Как только он обнаружит, что она исчезла, ее брат начнет ее искать. Ее враги наверняка попытаются его остановить. Не впервые с такой мыслью в голове враги охотятся за членами семьи Омсфордов. Тот факт, что она являлась Ард Рис, сделал нынешнее поколение Омсфордов такой мишенью, какой они не были со времен Шеа Омсфорда и Чародея-Владыки.
Чем дольше она размышляла о последствиях случившегося с ней, тем более решительнее она становилась. Ее чувства неуверенности и растерянности пропали. Ее страх превратился в злость. Она стала собирать себя, возвращая по кусочкам свою уверенность. Она больше не считала свое заключение тем положением, в котором она ничего не может сделать. Никто никогда не запирал ее и не держал так в плену. Она не прожила бы так долго в мире, если бы подчинялась своим слабостям. Она бы не выжила, если бы отступала, оказавшись в безвыходных ситуациях.
Она еще раз проверила прочность цепей и пояса, на этот раз стараясь передвинуть пояс вокруг талии, чтобы его застежка оказалась впереди. Ей удалось это сделать, втянув живот и постоянно дергая руками в правую сторону. Застежка оказалась с левой стороны, так что она смогла разглядеть, как та устроена. Увиденное вселило в нее надежду. Если ей удастся найти что–нибудь, за что можно зацепиться, то она сможет вытащить кожаный язык из металлической скобы, а потом и освободить его от стопора.