Техасская резня бензопилой

Эрин подскочила на месте и, едва держась на ногах, пошла в гостиную. Это телефон. Точно телефон. Что еще это может быть?

Дверь, ведущая наружу, была по-прежнему закрыта: рядом с ней стояло кресло. Но Эрин сейчас это мало интересовало. Сейчас было не время уходить отсюда. Сейчас Эрин больше привлекала другая дверь — та, за которой скрылась Генриетта.

Девушка прижала свою мокрую от пота голову к тонкой, фанерной доске и стала прислушиваться, что происходит внутри. Из-за двери доносился приглушенный голос Генриетты.

Не могло быть никаких сомнений: Генриетта с кем-то говорила, и уж точно не со своим младенцем.

Эрин распахнула дверь и ворвалась в спальню. Девушка едва держалась на ногах, но, несмотря на свою слабость и головокружение, она четко увидела, что Генриетта говорит по телефону. По телефону — черт побери!

Эта жирная мерзавка сидела на своей кровати и говорила по телефону!

На коленях у нее была маленькая девочка, во рту — сигарета. Плечом прижимая трубку к уху, хозяйка кормила ребенка холодными консервированными бобами — прямо из банки.

Генриетта подняла глаза на Эрин: мертвенно бледное лицо девушки выражало гнев и замешательство.

— Ладно, мне некогда, — сказала Генриетта своему собеседнику и повесила трубку.

Эрин, не отрываясь, смотрела на ребенка. Это была очаровательная малышка: светлые волосы, гладкая белая кожа, красивые черты лица. Она прыгала на коленях у Генриетты, сама напоминая тех зайчиков, что были изображены на ее пижаме. Смотреть на этого ребенка было сплошным удовольствием. Но очарование и трогательность малышки были здесь совершенно неуместны. Они настолько противоречили всей обстановке, что даже вызывали чувство, близкое к ужасу. И было еще что-то… Эрин еще не поняла, что именно, но это «что-то» ее мучило, беспокоило и настоятельно требовало прояснения.

— Как самочувствие? — спросила Генриетта. Сияя от материнской гордости, она принялась покачивать на руках своего младенца. — Ты не очень-то хорошо выглядишь.

Внезапно Эрин, словно очнувшись, вспомнила, зачем она пришла сюда, — и направилась к телефону.

— Я думала… Вы сказали, что у вас его нет.

Генриетта затянулась, выпустила клуб табачного дыма прямо в лицо сидевшему у нее на коленях ребенку и бросила окурок в переполненную пепельницу, стоявшую прямо на кровати. Но ничего не ответила. Телефон был здесь. Эрин его видела. Он стоял на столике прямо рядом с кроватью.

— Что здесь происходит? — вскричала Эрин, но тут же почувствовала, что ее ноги подгибаются и она вот-вот упадет. Девушка пошире расставила ноги, пытаясь хоть как-нибудь удержать равновесие.

— Иди сюда и приляг, — сказала Генриетта, указывая на кровать. — А то ты, того гляди, в обморок упадешь.

Эрин схватилась за косяк открытой двери: она действительно уже едва держалась на ногах.

«Что с ней такое происходит? И где этот парень с бензопилой? Почему он до сих пор не вломился сюда и не искромсал всех в клочья? Фотографии…»

Эрин чувствовала, что еще немного — и она сойдет с ума от всех этих чудовищных загадок.

«На этих фотография Генриетта была снята вместе с ним. Это точно был он, этот маньяк, пока еще невинный ребенок. Нет, нет, дело не в этих фотографиях.

Эрин мучительно пыталась что-то вспомнить, но никак не могла: что-то важное, связанное с фотографиями.

«Другие фотографии. Другой ребенок. Вот этот — сидящий сейчас на коленях у Генриетты, а не тот — у рождественской елки. Ребенок на фотографии, снятой „Полароидом". РЕБЕНОК НА ТОЙ ФОТОГРАФИИ, КОТОРУЮ ОНИ НАШЛИ В РАЗБИТОМ АВТОМОБИЛЕ!»

Внезапно Эрин все-все поняла.

Вот что так мучило ее! Она уже видела эту малышку!

На ребенке Генриетты была надета та же самая пижама, что и на девочке, которую Эрин видела на фотографии, найденной на кладбище автомобилей. Морган достал эту банку из автомобиля с калифорнийскими номерами — в банке была какая-то желтая жидкость, а в жидкости плавали две фотографии. На одной была снята та самая застрелившаяся девушка, а на другой — ее семья. Та девочка, с фотографии, и эта, на коленях у Генриетты были чрезвычайно похожи. Да что там похожи! Это был один и тот же ребенок!

Значит… Значит, девочка Генриетты на самом деле — младшая сестра той несчастной самоубийцы.

Господи милосердный!

Эрин мучительно пыталась вспомнить, что же еще было на той фотографии. Нужно понять. Ведь там точно было еще что-то. Очень важное. Родители, сама девушка, младенец и еще кто-то.

Ах, да, еще там был маленький мальчик. В футболке с котом Феликсом. Точно такой же, как… О, Господи! Точно такой же, как у Иедидиа.

Это же семья! Целая семья!

Эрин разрыдалась: лицо ее исказилось от ярости, страха и отчаянья.