Техник — ас

— Ну пусть будет так,-согласился я. Права качать в моём нынешнем положении глупо,— Гражданин следователь, то, что набил рожу этой гниде Кучумову я сознаюсь. Там было за что, поверьте. Он продовольствие, которое мы приобрели за свои деньги для того, чтобы доставить в город и передать в детские дома и больницы, через свою жену продавал за золото на рынке. Я случайно увидел у хозяйки квартиры, где живёт моя жена с дочерью, купленную у спекулянтов за золотые серёжки банку кофе из тех, что мы в последний раз привезли в Ленинград.

— А как вы определили, что это именно та банка кофе? Может это из совершенно другой партии?

— Перед погрузкой техник опрокинул на коробку банку с красной краской. Потом, конечно, оттирали, но разводы всё равно остались. Вот по ним я и узнал банку.

— Хорошо, продолжайте,— следователь быстро что-то записал в блокнот.

— Я забрал банку и поехал на аэродром, чтобы сообщить обо всём в особый отдел, а тут мне навстречу эта мразь идёт и лыбится довольный. Ну я и не сдержался.

— С этим ещё будем разбираться,— Агапкин сделал ещё одну запись,— А что вы скажете по убийству гражданки Кучумовой?

— Да не убивал я её!— воскликнул я. В ту же секунду у меня за спиной открылась дверь и следователь кому-то сделал успокаивающий жест,— Когда я рожу этому Кучумову рихтовал, она сзади подбежала и огрела меня по спине дубиной. Хорошо по голове не попала. Хотела второй раз ударить, но я перехватил дубину и попытался вырвать у неё из рук. Видел только, как она споткнулась и упала. Потом меня скрутили и оттащили в сторону. Что там было дальше я уже не видел.

— А вот гражданин Кучумов утверждает, что вы втянули его в спекуляцию продовольствием и заставили продавать продукты на рынке за золото, угрожая в случае отказа убить его супругу. Он испугался и пошёл у вас на поводу, втянув в преступный промысел свою жену. В этот раз вы, с его слов, потребовали с него отдать вам всё золото, которое было выменяно на продукты, но он пригрозил, что сообщит в органы. После этого вы набросились на него, стали жестоко избивать, а когда гражданка Кучумова бросилась на помощь мужу, то вы хладнокровно убили её, ударив тупым твёрдым предметом в висок. Что вы на это скажете?

Допрашивал меня следователь несколько часов. Нет, меня никто не бил, никто не унижал. Агапкин лишь задавал вопросы, пытался поймать на нестыковках. Потом отвели в камеру. Была уже глухая ночь.

Всю следующую неделю допросы шли ежедневно. В конце недели Агапкин встретил меня радостный, словно в лотерею выиграл.

— У меня для вас, гражданин Копьёв, хорошие новости. Мы опросили ваших подчинённых и они подтвердили, что продовольствие было куплено на собранные средства. Так же у вашего старшины оказались накладные, выданные Кучумовым о приёмке груза. Правда в своих ведомостях он это никак не зафиксировал и продукты присвоил себе. Впрочем бывший интендант Кучумов во всём признался и уже расстрелян по приговору военного трибунала. По убийству гражданки Кучумовой статья вам переквалифицирована на 139-ю, убийство по неосторожности, а равно убийство, явившееся результатом превышения пределов необходимой обороны. По ней вам грозит до 3-х лет лишения свободы, либо принудительные работы на срок до одного года.

Уже в камере я задумался. Ну в то, что меня расстреляют я как-то не верил. Но и прохлаждаться в лагере или тюрьме, когда идёт война, я не собирался. Я не Солженицын, который решил, что в лагере шансов уцелеть значительно больше, чем на фронте в преддверье наступления и просто таким образом дезертировал. Хотя, с другой стороны, можно отсидеть, а потом кричать на всех углах, что являешься жертвой репрессий кровавого сталинского режима. За бугром так вообще примут с распростёртыми объятиями, если ещё и будешь лить потоки грязи на СССР. Глядишь Нобелевскую премию дадут. Мира. Что-то подумал об этом обо всём и аж затошнило. Ну уж нет. Я лучше на фронт, хотя бы и рядовым в пехоту.

На следующий день я попросил у Агапкина лист бумаги и написал, что признаю себя виновным в убийстве гражданки Кучумовой по неосторожности, раскаиваюсь и прошу отправить меня на фронт, чтобы кровью искупить свою вину.

А через день рано утром за мной в камеру пришёл конвой. Если честно, то сердечко слегка ёкнуло в груди. Меня посадили в кузов тентованной полуторки, двое конвойных расположились там же и куда-то повезли. Как оказалось на Комендантский аэродром, там пересадили в транспортный ПС-84 и всё так же под конвоем отправили в Москву.