Техник – ас

Наши палатки-ангары для самолётов, которые ещё под Москвой мы изготовили из брезента по моим эскизам, явно заинтересовали наших коллег. Удобная штука получилась. Несколько жердей-опор, примерно минут сорок работы и вот самолёт уже укрыт от непогоды. Ставь внутри печку-буржуйку и можно зимой вполне комфортно заниматься ремонтом и обслуживанием. Новиков выцыганил у меня одну, правда обещал, что вернёт, и вскоре такие же импровизированные ангары начали появляться и в других полках. Не знаю кто сболтнул, но называли их не иначе как «палатки-копьёвки» или, сокращённо, «ПК».

Очень досаждали финны. Основные силы их авиации действовали над Финским заливом, но и над Ладогой они тоже отметились. Несколько раз мы вступали с ними в бой и надо сказать, что противник они очень серьёзный. Особенно если ещё и учесть стремление финнов посчитаться с нами за Зимнюю войну[50]. Они и эту войну называли не иначе, как «война продолжения». Так что дрались они в воздухе жёстко и умело и крови попили у нас изрядно.

Всё чаще с постов, расположенных вдоль ледовой переправы стали приходить тревожные сообщения о паре финских истребителей «Брюстер»[51], совершавших налёты на колонны, перевозившие грузы и людей. Всегда одна и та же пара самолётов. Они всегда заходили на цель на предельно малой высоте, расстреливали один-два грузовика и уходили к себе так же на бреющем полёте. Самсонов только руками разводил. Его РЛС цели, идущие на предельно малой высоте просто не видела.

Мы попытались организовать постоянное барражирование наших самолётов над трассой, но всё было бесполезно. Финны словно чуяли нас и в такие дни старались не высовываться. Но всё же рано или поздно встреча должна была состояться. И она состоялась. В один из дней, когда я сидел возле радиостанции в присланной нам КШМ[52] на базе ЗиС-5, в эфире раздался немного встревоженный голос; — Здесь Фил (ст. л-т Кравченко)! Атакован парой «Брюстеров»! Корнет (л-т Суворов) подбит! Принял бой! — на этом связь оборвалась.

— Дункан (к-н Гуладзе)! — ору в микрофон, — Мухой к Филу! — к этому времени мы на патрулирование летали в составе звена, при этом одна пара барражировала над дорогой от западного берега Ладоги примерно до середины, а другая, соответственно, от восточного до середины. Пару Фила подловили ближе к Ленинградской стороне.

— Камандир! — в голосе Гуладзе явно слышалась паника, поэтому и акцент прорезался, — Нас зажали восемь «худых»! Не можем оторваться!

— Твою же…! — скрипнул зубами. Похоже на нас открыли охоту и решили бить поодиночке. Но вот хрен вам. Мы тоже не пальцем деланные, — Князь (к-н Юсупов)! на вылет! Шило (к-н Шилов)! Готовность номер один! Прикроешь на возврате! Кортес! Готовность номер один!

Ох, как хотелось мне самому броситься туда, в небо над Ладогой. Но что-то мне подсказывало, что немцы могут подловить нас при возвращении и заходе на посадку. Мы для них словно бельмо в глазу.

Третье звено ушло к Ладоге на подмогу, а спустя некоторое время вдалеке показался истребитель с тянущимся за ним чёрным хвостом дыма. Летел он как-то почти полубоком. Вот вышли шасси и тут ЯК резко клюнул носом. Буквально в паре метров от земли выровнялся, но не до конца. Стойки шасси подломились и, подняв в воздух тучу снега, истребитель зарылся в сугроб на краю ВПП. Из кабины никто не выбрался. Я запрыгнул за руль стоящего рядом с нашей радиомашиной пикапчика ГАЗ-4 и рванул в конец полосы, где лежал подбитый ЯК с красными оконцовками крыльев, попутно забрав бегущего в ту же сторону старшину Федянина и техника самолёта Корнета.

Подъехал я одновременно с санитарной машиной. Весь фюзеляж и крылья ЯКа были в рваных пробоинах. Фонарь был разбит и через дыры в нём было видно обвисшего на ремнях пилота, бессильно опустившего голову на грудь. Меня изнутри будто холодным душем окатило, а Кузьмич с техником фомкой уже открывали фонарь.

— Так, все в сторону! — женщина врач растолкала всех и склонилась к Суворову, едва открыли заклинивший фонарь, — Жив! Аккуратно достаём.

На Корнета было страшно смотреть. Зимний комбинезон весь был пропитан кровью. Когда его вытащили из кабины и положили на плоскость, то она под ним сразу окрасилась в красный цвет. Видно было, что комбез разорван на груди и на правой ноге. Из под шлемофона тоже текла кровь. Удивительно, как он смог дотянуть до аэродрома с такими ранениями.

Суворова увезли на санитарке, а я так и стоял у разбитого истребителя и в моих ушах ещё слышались слова доктора;— Ранения очень тяжёлые и шансов мало. Будем надеяться на то, что организм молодой и справится.

Вытирая руки ветошью подошёл Кузьмич;— Нормально всё будет, командир. Он парень молодой, выдюжит.

— Что с машиной? — кивнул на ЯК.

— Сложно, но сделаем. Дня четыре точно провозимся.

Я кивнул в ответ и пошёл к автомобилю; — Кузьмич, тебя подвезти?

— Можно. Я сейчас тогда за краном. Отбуксируем Яшку к себе и займёмся им.