Техника и практика психоанализа

Пациент лежит на кушетке, напряженно вытянувшись. Его кулаки и челюсти сжаты, на щеке выступают напряженные мускулы, лодыжки перекрещены и тоже сжаты, лицо залито краской, глаза пристально смотрят прямо перед собой, он молчит. Через несколько минут он говорит: «У меня депрессия. Даже больше, чем раньше. Я ненавижу себя. Прошлой ночью я беспощадно бил себя… (пауза). И это оправданно. Я не могу продуцировать… (пауза). Я ничего не достиг… Я застрял. Я не хочу работать. Я отказываюсь работать, когда я себя так чувствую… (молчание). Я не хочу говорить… (длительное молчание)».

Слова произносились короткими, обрезанными фразами, разделенными на слоги. Он говорил так, как будто выплевывал слова. Я мог почувствовать по его тону, манере, позе, что он рассержен, даже более того, он язвительно и вызывающе рассержен. Хотя он говорит только о том, что он ненавидит себя, я чувствую, что он рассержен и недоброжелателен по отношению ко мне. Кроме того, я насторожился, когда он сказал: «Я не могу продуцировать. Я застрял». Все это, содержание и отношение, показывает наличие какого-то вида злобной анальной реакции. Я остаюсь спокойным, а затем, после продолжительного молчания, говорю ему: «Кажется, вы ненавидите не только себя, но еще и сердитесь и озлоблены на меня». Пациент ответил: «Я сержусь на себя. Я проснулся в 12:15 и потом уже не мог спать, я то дремал, то просыпался (молчание). Я не хочу работать. Я бы скорее отказался от анализа, чем продолжал его. И вы знаете, я почти могу это сделать, это странно говорить, но почти могу это сделать. Я могу прямо сейчас бросить его и не возобновлять до конца жизни. Я не хочу понимать это. Я не хочу работать».

Снова я подождал, а затем, через какое-то время, сказал: «Но этот вид гнева кое о чем говорит нам. Это больше, чем просто ненависть к себе». Пациент ответил: «Я не хочу разгонять свой гнев. Я чувствую, что сержусь, но не хочу отделаться от этого, хочу удержать это чувство. Я продолжаю это делать весь день, весь такой день, как сегодняшний. Все это ненависть и гнев. Я чувствую отвращение к себе. Я знаю, что вы собираетесь сказать, что это отвращение связано с туалетом, но я не имею в виду отвращение. Я подразумеваю то, что я ненавижу себя, хоть я и использую слово «отвращение». Я думаю об убийстве, о том, чтобы быть повешенным, о том, чтобы быть повешенным на виселице, я вижу себя с веревкой на шее над люком, он открывается, и я падаю, и я жду, когда он откроется, и жду падения, и жду, когда сломается моя шея. Я могу себя чувствовать, я представляю себя умирающим. Или еще, я представляю себя расстрелянным командой стрелков. Меня всегда уничтожали власти и государство, и всякие организации. У меня был нездоровый интерес к повешению и к тому, чтобы быть повешенным, меня всегда притягивали люки. Более меня притягивало повешение, чем расстрел. При повешении возможно гораздо больше вариантов, и оно гораздо чаще встречается. За все это я ненавижу себя».

И снова наступило молчание, а затем я сказал: «Это не только ненависть и не только по отношению ко мне». На это пациент ответил: «Я не уступлю этому. Я не собираюсь уступать вам. Вы пытаетесь убрать что-то из меня. Я не хочу допускать, что в этом есть какое-то удовольствие. У меня такое ощущение, что вы ненавидите саму мысль о моем удовольствии, а я ненавижу это. Меня бесит все это. Я думаю, что вы в действительности не терпите ничего, что доставляет мне удовольствие. Вы обвиняете меня, вы ужасный, злобный человек, вы нападаете на меня. Я должен выдержать, я должен бороться с вами. Кажется, вы насторожены моим грязным характером, и я должен отрицать это и говорить, что всего этого нет. Я должен согласиться, что ужасно, если бы было так».

В этот момент я сказал: «Да, и вы бьете себя для того, чтобы не дать мне сказать что-нибудь». На это пациент ответил: «Да, и я бы хотел знать, почему повешение, почему люк, что-то есть в этом люке и в «туалетном смущении». Я просто не хочу, чтобы вы сказали это. Я все еще негодую на вас, и я чувствую, что самобичевание – это защита… (пауза). Вы знаете, это смешно, но теперь у меня такое чувство, будто я только что начал анализ, что я, в сущности, неанализирован, и я бы хотел знать, как много это займет времени – впрочем, это все равно».