И удаляющийся топот с вплетающимся цоканьем металлических набоек по брусчатке, как финальный аккорд сценки: "Общение старшего по званию с рядовым составом". Степану стоило больших усилий не улыбнуться, и не дать повода заподозрить, что русская речь ему знакома. Хотя, конечно, по мимике, интонациям и жестам — сцена вполне интернациональна.
Сохраняя идеально отстранённый вид, он продолжал наблюдать за ритуалом приветствия, раскручивающимся словно сложный средневековый танец, в исполнении как минимум десятка мужчин в военной форме. Со стороны могло показаться, что интерес Матвеева к происходящему — чисто этнографический.
"Как же, как же, знаем! Большой белый джентльмен смотрит на пляски дикарей, желающих выглядеть похожими на настоящих людей, — самообладание, полностью вернувшееся к Степану вместе с чувством юмора, заставило мир заиграть новыми красками. Обморок на дороге представлялся уже чем-то далёким, случившимся в другой жизни, и, возможно даже, не с ним. — Ни у кого вокруг не должно возникнуть и тени сомнения в моем аристократизме и врождённой "английскости". О, наш бравый командир возвращается, и в каком темпе — только что фуражку на бегу не теряет!"
Вернувшийся к машине — и в самом деле чуть не рысью — капитан быстро сел за руль, и только тогда достал из кармана галифе носовой платок, снял фуражку и, со вздохом облегчения, отёр пот со лба.
— Так, — сказал он сержантам. — Сейчас подъедем к воротам, машину загоним во двор, и передадим британского писаку здешним особистам. Еле договорился. Пусть теперь у них голова болит за этого обморочного.
Во внутреннем дворе дома, — просторном и украшенном небольшим пересохшим фонтаном с чашей, заполненной нанесённым неведомо откуда мусором, — Матвеева наконец-то выпустили из машины. Он вышел на подгибающихся, затёкших от долгой неподвижности ногах, стараясь держаться максимально прямо. Земля неприятно холодила босые подошвы, лёгкий ветерок в тени стен пронизывал тело, прикрытое лишь шелковым бельём.
Встречали их трое: коренастый, весь какой-то угловато-квадратный лейтенант с красным обветренным лицом, и двое рядовых — средне-обычных во всех внешних приметах, и похожих до неразличимости. Покончив с формальностями, вылившимися в передачу документов Гринвуда "принимающей стороне" и подписание нескольких бумаг, извлечённых лейтенантом из планшета, командиры взялись было прощаться, не обращая внимания на дрожащего от холода Степана. Ему пришлось обратить на себя внимание единственно доступным в его положении способом — подать голос. С крайне недовольными и где-то даже возмущёнными интонациями.
— Господин офицер, я уверен, что вы понимаете по-английски, хоть и делаете вид, что не знаете языка. Прикажите своим людям вернуть мне одежду и обувь, — голос Матвеева, уверенный и твёрдый, настолько контрастировал с его нынешним видом, что капитан улыбнулся.
— Герасимов, достань из багажника костюм задержанного, и ботинки не забудь. Отдай… Как фамилия, боец? — обратился он к ближайшему к нему рядовому.
— Егорычев, тащ капитан!
— Вот Егорычеву и отдай, пока господин журналист совсем не посинел тут. А то простынет ещё, не дай… хм… случай, — подождав исполнения приказа, капитан поднёс руку к козырьку фуражки. — Ну, теперь уж точно до свидания, товарищи!
Три сигареты, выкуренные подряд и на пустой желудок, оставили только гадкое ощущение на языке, да лёгкое головокружение. Матвеев прилёг на кровать не снимая ботинок, что противоречило его прошлым привычкам, но было вполне в духе эпохи и обстоятельств.
"И долго они меня здесь мариновать будут? Чёрт его знает! Хорошо, пока им не до меня. Судя по всему, командарм-Бармалей приехал с инспекцией, и пока она не закончится, беспокоить меня не станут. Разве что кто-нибудь из московских гостей вспомнит о подобранном на дороге подозрительном английском журналисте".
Созерцание висящего слоями табачного дыма, как ни странно, успокаивало. Неподвижные сизые "туманы" постепенно истаивали в прохладном воздухе, оставляя после себя лишь прогорклый запах окурков. Философски наблюдая "за процессом", Степан не заметил, как задремал.
Ему снились пологие холмы, поросшие вереском, и мощёная булыжником дорога, и он на велосипеде — пытается поспеть за скачущей верхом леди Фионой. Но как только он её нагоняет, лошадь ускоряет бег, и дистанция вновь увеличивается. И так раз за разом. Безнадёжное преследование…
Безнадёжное преследование прервал громкий стук в дверь.
"Странно, — подумал Матвеев, просыпаясь. — С каких это пор стало принято стучаться в камеру? Или кто-то ошибся дверью? А как же тогда часовые? — вставать с постели очень не хотелось. Накопившаяся усталость от не самого лучшего в его жизни дня, проведённого к тому же на голодный желудок, не располагала к резким движениям. — Кому положено — того пропустят. Заодно и посмотрим, кого фейри принесли".
Дверь распахнулась, в комнату порывисто вошёл невысокий, темноволосый человек в больших круглых очках, несколько криво сидевших на крупном носу. Поправив очки, он прищурился, разглядывая лежащего на кровати Степана.