Отец: И, возможно, из-за этого она тебя и не слушает, потому что воспринимает тебя больше как приятельницу, чем как мать. Как кого-то, к кому она может прибежать пожаловаться.
Мать: Хм… Я никогда не думала… Хорошо, кажется… кажется, я понимаю. Да. Но такой уж у меня характер, я не могу иначе.
Отец: Ну, тогда тебе, может быть, надо бы изменить свой характер.
Терапевт продолжает поддерживать не востребованные в семье функции отца, подчеркивая то, чего там не признают, — свойственные ему точность формулировок и способность понимать как маленьких детей, так и процессы взаимодействия. Благодаря тому, что покровительство, оказываемое отцу терапевтом, создает дистанцию между мужем и женой, муж оказывается способен реагировать на жену в иной модальности. Человек, который характеризовался как грубое животное и семейный полицейский, теперь обращается с женой как человек понимающий. Терапевт поддерживает вызов, брошенный мужем жене, однако сам не бросает ей вызов.
Минухин: Мистер Кьюн, почему ваша жена боится ваших вспышек раздражения?
Отец: По правде говоря, не знаю, ведь я, по-моему, никогда ей ничего плохого не делал…
Мать: Я видела, какой он, когда рассердится.
Минухин: Мистер Кьюн, когда вы в последний раз били жену?
Отец: Я никогда не бью жену. Могу только пригрозить ей. (Смеется.)
Мать: Да. И я этим горжусь.
Минухин: Она говорит так, будто вы ее регулярно колотите. (Отец смеется.)
Мать: Нет, это просто потому, что я боюсь. Я видела, какой он, когда сердится, — тогда он совершенно теряет контроль над собой и не может сдерживаться.
Минухин: Мистер Кьюн, что вы переломали в доме во время этих вспышек раздражения? Вы били посуду?
Отец: Нет.
Минухин: Ломали мебель? Разбивали стекла?
Отец: Нет. По-моему, самое страшное, что я сделал, — это как- то раз стукнул по стене, и все.
Мать: Один раз ты пробил стену кулаком, а другой раз — ботинком.
Отец: Ну да, я швырнул ботинок и попал…
Минухин: В кого вы швырнули ботинок?
Мать: В стену.
Отец: Я только один раз швырнул ботинок.
Минухин: А когда вы стукнули кулаком по стене, вы в самом деле пробили стену насквозь?
Мать: Не совсем насквозь.
Отец: Просто вмятина осталась, и все.
Мать: Вмятина на обоях.
Минухин: Значит, ваш гнев ограничивается тем, что вы, срываете его на окружающих предметах, ничего при этом не ломая.
Поддержка мужа со стороны терапевта и вызываемое этим нарушение равновесия системы, когда муж требует от жены изменения, дезактивирует привычную схему семьи. Выявляется существующее представление семьи о реальности: отец — суровый сторонник дисциплины, а его свойства, обнаружившиеся в предыдущем эпизоде, — способность проявлять гибкость, чувство юмора и четкость мышления — сведены на нет иррациональными аспектами его способа функционирования, когда он проявляет "свое подлинное лицо". Оспаривание терапевтом этого представления о муже принимает форму конкретного исследования "фактов". В семье существует общепринятый, но не подвергавшийся исследованию миф о разрушительном буйстве отца. Терапевт исследует этот миф. В ходе исторического обзора фактов в присутствии терапевта данная семейная "истина" рассыпается в прах, и покровительство отцу со стороны терапевта делает возможным возникновение иного мифа.
Отец: Да, но, впрочем, для этого есть причина. Когда я был мальчишкой, мой отец обычно разносил все в доме, и…
Мать: И мебель, и все остальное.
Отец:…И это единственное, чего я никогда не стал бы делать. Я видел, как это бывает.
Минухин: То есть ваша жена боится чего-то такого, чего буквально не существует.
Отец: Да, пожалуй. Потому что, не знаю, вообще эти случаи были много лет назад — это только несколько случаев, когда я такое делал.
Мать: Да, но они все еще сидят у тебя в памяти, и ты знаешь, что…
Минухин: Нет, нет, нет! Не говорите о том, что у него в памяти. Вы хотите сказать, что они сидят у вас в памяти.
Мать: Правильно, и вот почему я все еще его боюсь — я знаю, насколько он может потерять контроль над собой.
Минухин: Мистер Кьюн, все, что она вам внушает, — ложь! Пожалуйста, не поддавайтесь. Она внушает вам свое представление о вашей несдержанности, о вашей жесткости, о вашем буйстве. Но судя по тому, что я слышал, самое страшное, что вы сделали, — вот что (ударяет кулаком по стулу). Ну, может быть, немного сильнее.
Отец: Намного силь…
Минухин: И вы никого не ударили?
Отец: Ну да, только стенку.
Минухин: Хорошо, так о чем же она говорит? Что она вам внушает?
Мать: Ну, это меня пугает, этого достаточно, чтобы я боялась.
Минухин: Что она вам внушает? Она внушает вам образ чудовища, человека, которого нужно бояться. Я не понимаю, почему вы миритесь с тем, что ваша жена может думать, будто вы способны обидеть вашу маленькую дочку, когда на самом деле вы добродушны, как плюшевый мишка.