Техники семейной терапии

Терапевт начинает с автоматического взаимодействия в семье, с обмена случайными репликами. Представив это как вопрос присоединения к одной из сторон в ссоре, он добивается того, что в ходе такого семейного взаимодействия словно по волшебству выявляются проблемы самостоятельности, власти, коалиций и вины.

Отец: Я не хотел бы, чтобы у вас создалось ложное впечатление. Вы, наверное, подумали, будто я постоянно так делаю. Нет. Я очень редко вмешиваюсь.

Марта: Но когда он вмешивается, бывает именно так.

Отец: Я не хочу видеть этих дурацких ссор. Они и в самом деле дурацкие. Когда я сижу в комнате и слышу, как они ругаются на кухне, и вижу, что это дурацкая ссора, — один говорит одно, другой — другое, ничего конструктивного, сплошные глупости, и обе взвинчивают себя, — естественно, я вмешиваюсь.

Минухин: Значит, вы выступаете как судья на ринге?

Отец: Можно сказать и так.

В этой семье, где все стараются избегать конфликтов, терапевт формулирует функцию отца как улаживание этих конфликтов.

Минухин (матери): Почему он это делает? Вас легко обидеть?

Мать: Раньше было легко. А теперь я словно одета в броню.

Отец: У нас тут есть один огненный вихрь (указывает на мать) и другой огненный вихрь (указывает на дочь). Обе убеждены, что они правы. И обе очень любят высказываться начистоту.

Минухин: Джордж, а обязательно нужно улаживать их ссоры?

Отец: Нет, необязательно, но я чувствую, что должен вмешаться, прежде чем кто-то скажет что-то такое, о чем потом будет жалеть.

Минухин: Вы не любите, когда в вашей семье происходят ссоры?

Отец: Нет, не люблю.

Минухин: А между вами и Верой?

Мать: Мы не разговариваем.

Отец: Когда я чувствую, что назревает ссора, когда жена начинает злиться или я начинаю злиться — только она злится сильнее, чем я, и заводится все больше и больше, пока я не почувствую, что лучше мне остановиться, — тогда я просто встаю и либо ухожу из дома, либо иду в другую комнату, лишь бы это прекратилось.

Минухин: И это помогает?

Отец: Помогает, только она потом злится на меня еще день или два. Она со мной не разговаривает.

Мать: Мы дошли до того, что ты не разговариваешь со мной целый месяц, и я отвечаю тем же.

Минухин (Марте): И что тогда делаешь ты?

Марта (смеясь): Ну, я ухожу в свой собственный мир. Там безопаснее и спокойнее.

Минухин: Это значит, что мама в своем углу, папа в своем углу, и ты уходишь в свой угол? Прекрасная семейка! И как вы из такого положения выходите? Ты не пытаешься поговорить с мамой или папой или попробовать их помирить?

Марта: Конечно, пытаюсь, только это очень неприятно. Они друг с другом не разговаривают, а потом мне начинает казаться, что я сделала что-то не то, потому что мать иногда может, сама того не замечая, рявкнуть на меня из-за чего-нибудь. Я начинаю думать, что я такого сделала, и решаю помалкивать, просто ухожу в свой собственный мир, чтобы не беспокоиться, как бы они снова меня не оттолкнули, не рявкнули на меня.

Отец: Марта, я на тебя не рявкаю.

Марта: Ты — нет, а мама рявкает. Но отец всегда со мной разговаривает. Вроде как: "Ну, если твоя мать не хочет разговаривать, что ж, и прекрасно". Говорит что-нибудь в этом роде, и все. Но тогда я чувствую себя виноватой, потому что должна бы что-то сделать. Я живу с ними в одном доме и должна бы стараться, чтобы им жилось лучше. Понимаете, я должна заставить их разговаривать друг с другом и жить хорошо.

Минухин: И тебе это удается?

Марта: Нет. Тогда я наказываю себя за это и начинаю объедаться.

Минухин: И это помогает?

Марта: Ну, мне помогает. Просто на время облегчает все проблемы. Это как алкоголь или наркотики. Но таким способом ничего не решается.

Минухин: Значит, тут передо мной уже два терапевта: отец, который пытается укротить бурю, когда ты ругаешься с мамой, и ты, когда пытаешься улаживать отношения между ними и помогать им. И ты не такой уж хороший терапевт. У тебя не очень хорошо получается.

Приписав отцу роль судьи на ринге, терапевт выдвигает на первый план симптом дочери как выполняющий ту же функцию, однако добавляет к этому еще и представление о ней как о целителе.

Марта: И не может получаться. Они мне не дают. Они говорят: "Не лезь не в свое дело".

Мать: То, что происходит между нами, тебя не касается.

Марта: Для меня это означает, что они меня отталкивают, потому что я считаю себя частью семьи. Я должна что-то делать.

Минухин: Давно ты пытаешься исцелить их?

Марта: Я никогда об этом не думала. Если припомнить, то примерно с тех пор, как началась анорексия.

Идентифицированная пациентка принимает терапевтическую конструкцию и локализует ее во времени. Симптом приобретает новый смысл: из индивидуального заболевания он превращается в семейное лекарство.

Минухин: Это означает, что ты пытаешься исцелить их четыре или пять лет?

Марта: Да.

Минухин: Ну, девочка, тебе нужны какие-то другие методы, получше. За четыре или пять лет ты должна была бы их изменить. (Обращается к родителям.) Она пытается вас исцелить. Она пытается дать вам счастье, просто у нее не получается. (Дочери.) А ты никогда не пробовала поучиться тому, как вселять гармонию и счастье?