Техники семейной терапии

Минухин: А между Дэвидом и матерью другие отношения или они тоже близки между собой?

Том: Близки. Не так близки, но близки.

Минухин: Вы не думаете, что Дэвид слишком близок со своей матерью? Не считаете, что тринадцатилетнему мальчику надо бы быть более независимым?

Том: Ну, знаете, он, в сущности, независим, но сейчас норовит быть поближе к матери, главным образом, потому что у нее будет ребенок; а с другой стороны — к Полин, потому что он старается присматривать за сестрой.

Минухин: Мать присматривает за Полин, и он тоже присматривает за ней?

Том: Дэвид присматривает за ними обеими. Он старается присматривать за сестрой немного внимательнее, потому что он в каком-то смысле может сказать, когда у нее бывают эти приступы. Потому что она никому другому ничего не говорит.

Терапевт (обращаясь к Полин): А брату ты говоришь о своих приступах?

Полин: Иногда.

Минухин: Джим, что ты думаешь о близости между Полин и ее матерью?

Джим: Они очень близки между собой. Иногда даже слишком.

Тема близости между матерью и Полин расширяется, охватывая близость между матерью и сыном и затем — между братом и сестрой. Прослеживая одну сторону жизни семьи — близость между ее членами — и ведя расспросы в этом направлении, терапевт очень быстро перешел от наблюдения за одним членом семьи — идентифицированной пациенткой — к разработке проблемы, характерной для всей семьи. Затем мать вынимает что-то из кармана плаща и дает Полин.

Минухин (вставая и подходя к Полин)Что вы только что сделали, мама?

Мать: О, я просто дала ей держать ее туфли, чтобы не забыть, потому что они были у меня в кармане плаща.

Минухин: Что это такое?

Полин: Туфли.

Терапевт (матери): Я пытаюсь понять, отчего у Полин бывают эти приступы. Я смотрю, как вы близки с Полин. Похоже, что вы еще не успеете кончить, а Полин уже начинает, что вы и она — как один организм.

Терапевт снова берет, казалось бы, несущественный эпизод взаимодействия между матерью и дочерью и интерпретирует его с точки зрения близости между ними. Он усиливает тему, сконструированную в процессе наблюдения за конкретными событиями, в которых он и члены семьи совместно участвовали "здесь и сейчас". В то же время терапевт привязывает близость между матерью и дочерью к приступам астмы у идентифицированной пациентки. Через десять минут, когда Джим рассказывает, как он отвозил Полин в отделение интенсивной терапии, мать начинает говорить о прическе Полин, и терапевт снова фокусируется на этом конкретном взаимодействии как еще одном примере вторжения матери в область самоопределения пациентки.

Минухин: Что произошло только что?

Мать: Я спросила ее, почему она не сняла бигуди, когда спустилась вниз из своей комнаты.

Минухин: А ты что сказала, Полин?

Полин: Она говорила, что сама это сделает.

Минухин: Ты сама накручивалась?

Полин: Нет, мама меня накрутила.

Минухин: Значит, мама. А тебе нравится, когда она это делает?

Полин: Да ничего.

Мать: Тебе не нравится, как я тебя накручиваю?

Полин: Да ничего.

Мать: "Ничего" — это значит, что тебе не нравится.

Минухин: Спросите еще раз. Продолжайте.

Мать: "Ничего"! Может быть, так и сойдет, только получилось не совсем так, как тебе хотелось бы, да?

Полин: Получилось так, как тебе хотелось.

Мать: Ну, ты же не сказала, что не так, когда я тебя накручивала.

Полин: Потому что это ты накручивала.

Мать (смеясь): Вот сейчас как дам тебе по носу.

Полин: Нет, не дашь. (Смеется.)

Минухин: Нет, нет, нет. Тут не до смеха. Это важно. Это важно, что ты дала своей маме накрутить тебе волосы так, как ей нравится, и не сказала ей, что тебе так не нравится. Почему ты ей не сказала?

Полин: Потому что она хотела меня накрутить.

Минухин: Да, но тебе не понравилось. Хорошо, я говорю, что у Полин есть свой голос, и свое мнение, и собственное тело. Если у Полин есть свой голос и свое мнение, то она должна управлять собственным телом.

В то время как тема сеанса по-прежнему в значительной мере ограничена характером сверхпереплетенности в семье, терапевт сосредоточивается на идентифицированной пациентке и работает через нее. Его вмешательства неторопливы, приноровлены к безынициативности идентифицированной пациентки, но настоятельно требуют от нее участия в диалоге, иногда напоминающего эхо. Результат такой поддержки инициативы девочки и отрицания сверхпереплетенности взаимодействий в семье становится очевиден, когда идентифицированная пациентка оказывается способна бросить вызов своей матери. Изменение способа взаимодействия идентифицированной пациентки с матерью стало возможно только благодаря настойчивости терапевта, на протяжении последних двадцати минут разрабатывавшего одну и ту же тему.

Минухин: Теперь будь со мной откровенна, Полин. Тебе нравится такая прическа?

Полин: Да.

Минухин: Ты уверена? Ты уверена, что это то, чего тебе хотелось бы? Посмотри в зеркало. Может быть, это маме так нравится?

Мать: Ты понимаешь, что он хочет сказать?

Полин: Нет.

Мать: Он хочет сказать…