Теккерей в воспоминаниях современников

Беда в том, что мистер Теккерей слишком подчеркивает, что в отношении к своим вымышленным персонажам он и создатель их и судья, он не считает себя равным им и говорит не как равный о равных. Если они - мужчины и женщины, тогда он - Бог, который их судит; если он - человек, значит они марионетки. Так или этак, они вне его и ниже его. В "Эсмонде" нет ни одного персонажа, даже самого безупречного, над которым, как мы все время это чувствуем, мистер Теккерей не склонялся бы с улыбкой жалости. Он выворачивает наизнанку самое прекрасное одеянье, чтобы показать грязь на подкладке, показывает нам нечто, достойное любви, дабы тут же мы острее восприняли нечто, достойное ненависти, предлагает нам утешительные доктрины, вроде той, что великодушие и подлость одинаково присущи человеческой натуре, словом, для собственного успокоения порождает искажения и противоестественные пороки, а все потому, что сам держит нити и в его державной власти всесторонне показать, как ведут себя его мужчины и женщины.

Вот один пассаж из "Эсмонда", видимо призванный оправдать описанное нами отношение:

"Если по известному изречению monsieur de Рошфуко, в несчастье наших друзей есть для нас что-то втайне приятное, то их удача всегда несколько огорчает нас. Трудно подчас бывает человеку привыкнуть к мысли о неожиданно привалившем; счастье, но еще труднее привыкнуть к ней его друзьям, и лишь немногие из них способны выдержать это испытание, тогда как всякая неудача имеет то несомненное преимущество, что обычно является "великим примирителем": возвращает исчезнувшую было приязнь, ненависть угасает, и вчерашний враг протягивает руку поверженному другу юных лет. Любовь, сочувствие и зависть могут уживаться друг с другом в одном и том же сердце и относиться к одному и тому же человеку. Соперничество кончается, как только соперник споткнулся, и мне кажется, что все эти свойства человеческой природы, приятные и неприятные, следует принимать с одинаковым смирением. Они последовательны и естественны. И великодушие и подлость равно в природе человека" (книга 2, глава 5).

Не готовый признать и, может быть, столь же не склонный отрицать, что в каждом человеке есть доброе начало, мистер Теккерей обращается к другому важному принципу, который он способен принять с большим удовлетворением и не так недоверчиво, а именно: что в каждом человеке есть и дурное, а это правды ради нельзя упускать из виду. Так вот, мы не из тех, кто хотел бы, чтобы это упускали из виду. Безгрешное чудовище не получалось даже у лучших романистов. Но наблюдать мир следует великодушно, с щедрым сочувствием, быть для наблюдаемых характеров не судьей, а как бы их спутником, который улавливал бы те тонкие нюансы мнений и чувств, какие чаще всего можно найти в сочетании. Хотя несомненна истина (а мы очень хотели бы, чтобы мистер Теккерей подтвердил ее своими писаниями), что мы вдесятеро чаще закрываем глаза на добрые свойства нашего ближнего, чем на его недостатки. Мы не мечтаем прочесть про человека без сучка без задоринки. И все же лучше проявлять в портретах снисходительность, чем описывать общество как веселую ярмарку, где каждый выставляет напоказ то лучшее, что в нем есть, а лохмотья - скрывает. Такой взгляд на жизнь правилен лишь в самом поверхностном смысле. Сердце каждого, кто не хуже и не лучше сотен своих ближних, четко подскажет ему, что мир ничего не знает о самых светлых и самых лучших сторонах его натуры лишь потому, что он сам не хочет рассказать о них миру. Тайные чаяния, молчаливые жертвы, застенчивая благотворительность, помышления, исполненные самой теплой доброжелательности и дружбы и очень редко получающие выражение - вот что таит в себе спокойствие тысяч и тысяч, и тайну эту мы храним нерушимее и изощреннее любых пороков и безумств, которые стараемся скрыть. Каждый знает, что губы его онемели бы, а щеки вспыхнули огнем, попытайся он отбросить сдержанность, которая хранит ярчайшую искру божественной природы - а она не гаснет и в самых низких из нас - глубоко в сердце, далеко от чужих глаз, недоступно для всечасных пересудов. Но не такие тайны ищет автор "Эсмонда". Мистер Теккерей предпочитает искать под личиной характера лишь то, что может скрываться за лицемерием и суетностью, какое-нибудь пятно, на какое свет, восхищаясь хорошим человеком, по доброте своей предпочел закрыть глаза.

Фальшь того правила, с которым он подходит к характеру, мы могли бы отчасти показать, обратившись к персонажам историческим. Мы уже видели это в его лекциях об английских юмористах, а теперь снова видим в исторических персонажах, введенных в "Эсмонда". Имея данные для оценки подлинно жившего персонажа, он, по нашему мнению, просто не может получить правильный результат. В этом романе мистера Теккерея важное место занимает Стиль и, надо сказать, жестоко страдает от его обращения.