Текст в большом городе

«У тебя есть еще один шанс», – блекло, само в это не веря, твердило сознание.

Шанс этот был мал и – более того – приводил совершенно к другому результату. И что же теперь делать?

Что теперь делать…

Я ехал в поезде. Тутух-тутух, тутух-тутух – стучали колеса. Я смотрел в окно на голубое зимнее небо, на бесконечные белые поля, на яркий глазок солнца, не отстающий от моего вагона. Вскоре я уже стоял на перроне и ждал автобус. Голова казалась такой легкой и чистой, будто все печали и заботы исчезли из нее, растворились в свежем зимнем воздухе. Сидя в автобусе, я улыбался – даже несмотря на то, что с меня ручьем лился пот. Из динамиков послышался неразборчивый шипящий голос. Я кинул взгляд в окно и понял, что это моя рабочая остановка. Но автобус не остановился. Напротив, он ускорился и пролетел нужное место почти мгновенно. «Бз-з», – прожужжал телефон. С каждой секундой он все громче и громче оповещал о новых проблемах. Я посмотрел на экран, но он оказался совершенно размытым. Телефон тут же устремился в окно. Следом полетел пустой кошелек. Я поднялся и подошел к двери. Вдали я видел лишь ночь, высокую звезду и чистую ото всего дорогу.

Резкий стеклянный звон будильника заставил меня вскочить и сесть на кровати. Сердце испуганно колотилось в груди. Первое время я даже не понимал, что произошло.

– А, это всего лишь сон… – пробубнил я пересохшими губами.

Восход. За окном светлеет небо. Сонную тишину изредка прерывает щебетание птиц. Но у меня нет времени наслаждаться этим. Я смотрю на все это мельком, вскользь. Примерно так же я слышу обрывки людских разговоров и детский смех, когда иду по двору.

Эта работа бесцельна и мало кому нужна. Она отнимает много времени и – что самое главное – утомляет однообразием, просто душит им. Мне начало казаться, что еще чуть-чуть – и я разнесу компьютер ко всем чертям. Но… что же я тогда буду делать? И где возьму деньги на еду?

Пришел приказ задержаться из-за болезни моего коллеги. Интересно, а смогу ли я хоть когда-нибудь почувствовать себя полноценным, свободным человеком?

Я сидел в автобусе, устало прислонившись лбом к стеклу. Колени до боли упирались в переднее сиденье. За окном уже было совсем темно. Луна безразлично плыла по темному небосводу, поглядывая вниз сквозь разорванные облака. Местность то светлела, обнажаясь строениями, то незаметно и сразу темнела. Я почувствовал, как тяжелеют веки, как звуки уходят все дальше и дальше.

Мне снилось, что я стою в большом зале, среди сотен – если не тысяч – занятых кресел. Люди с неопределенными чертами лица всматриваются в сцену, где в круге белого света сидит человек с микрофоном в руках. Я не могу разобрать, что именно он говорит, но голос кажется таким знакомым… Когда человек умолкает, кто-то из зала задает вопрос – и начинается новая речь. Продвигаясь между рядов, я спешу к человеку на сцене. Поднявшись, оборачиваюсь и понимаю, что больше не нахожусь в зале – он исчез. Теперь я стою около массивного кресла в небольшой, но очень уютной комнатке. В кресле напротив сидит девушка, слева от нее установлена камера. Я бросаю взгляд на кресло, подле которого стою, и вижу человека со сцены. Осознаю, что этот человек – я. На маленьком круглом столике передо мной лежит книга с моим именем, а девушка напротив записывает мои ответы…

Автобус подскочил на кочке, и сон вылетел из меня.

Я сидел на балконе, глядя то в тетрадь, на свой кривой почерк, то по сторонам, наблюдая, как тихой поступью невидимых шагов уходит куда-то сегодняшний день. Нужно было остановиться и отдохнуть, перестать себя насиловать, но я не мог, так как чувства лились из меня пульсирующей струей, как кровь из артерии, потому что внутри меня жила огромная жажда самовыражения.

Он думал о том, как было тогда, холодной осенью: дожди, мутные потоки воды по улицам и постоянная темень. Но едва ли это беспокоило его. Все дни он просиживал дома с ней, пытаясь в объятьях спастись от холода и серости мира за окном. Ее голова лежала у него на плече, волосы слегка щекотали щеку. Он читал ей свои книги, а она в очередной раз удивлялась тому, как хорошо он пишет. Потом помогала ему с редактурой и исправлением ошибок, ведь она была учителем русского и литературы, а он – хоть и учился с ней – никогда им не был. Он даже не унывал из-за того, что нужно было четыре года мучиться в институте, ведь там была она.

А потом она читала ему свои стихи, преисполненные самых глубоких и чистых чувств. И пусть он не понимал бо́льшую часть метафор, зато знал самое главное: это стихи о нем. И казалось, что в этом простом времяпрепровождении слилось все: нежность, забота, надежда и любовь…

Он проснулся и сел на кровати. Весь лоб покрывали капли холодного пота. Несколько минут на осознание… и отчаяние. Он крепко стиснул зубы и ударил по стене. Боль растеклась по костяшкам.

Иногда она снилась ему, и эти сны – самое мучительное, что было в его жизни, потому что все, что представлялось там, – картины мертворожденного счастья, того, что могло бы быть, но было уничтожено всего лишь одним словом «нет».