– Был бы ты чистоплюем, шел бы в Красный Крест! Но ты же служишь, тебе же нравится! Отца сдал, лишь бы дальше служить! Адвокатом-то мелко уже, а? Бабки чемоданами судьям таскать, языком балаболить! Не хочешь? Не хочешь! Потому что понимаешь, что это такое! Когда тебя люди уважают! Я хоть генералом и не был, а у меня в приемной генералы толклись! Комитетчики твои на задних лапках прибегали, лишь бы их человечка утвердил! Бабки, думаешь, не предлагали? Предлагали! А пускай-ка послужат, как собачки! Пускай поупрашивают! Вот что такое! Ворье свое тащили мне на утверждение, гниль всякую! Они гниль любят! Какое – адвокат!
– Савеловский вокзал, конечная.
В этот раз на такси было жалко, сел в метро. Но отец его и из-под земли достал.
«ТЫ ЕЩЕ ПАЦАНОМ КРУГЛЫЙ ДЕНЬ В МОЕЙ ФУРАЖКЕ БЕГАЛ И БЕЗ ПОРТОК! ЭТО ОНА ТЕБЯ В АДВОКАТЫ!»
– Она меня, может быть, уберечь хотела, – написал ему Илья.
– Была бы дочка, пускай бы с ней носилась! А у меня сын! Это не для слабаков дело! Тут кто кого сожрет!
Поскреб стекло еще; отскреб себя в темноте.
– А ты не думал, что однажды тебя могут сожрать? – спросил тихо у отца Илья. – Или меня?
«ХЕРА БЫ ЛЫСОГО КТО МЕНЯ СОЖРАЛ ЕСЛИ БЫ ТЫ МЕНЯ ИМ НЕ СДАЛ».
Была толчея: целый поезд людей в телефонах. У всех там, внутри, интересней было, чем чужим людям в затылок глядеть. Поезд одни бездушные тела по кругу вез. Чудо техники.
«А ТЫ САМ КОГО УГОДНО СОЖРЕШЬ!»
Да.
Но нет.
– Знаешь, я однажды одного парня просто так закатал на семь лет. Подбросил ему пакетик, – медленно, задумчиво напечатал Илья. – Это, например, как?
– Ну и получил своего старлея за него! Дело былое!
Илья ухнул вниз, в какие-то круги поглубже Кольцевой линии. Почернело внутри, разожглось.
– А парня не жалко?
«ТЫ ПЬЕШЬ ТАМ ЧТО ЛИ? ЖАЛКО НЕ ЖАЛКО!»
Слишком много было в вагоне людей на слишком мало воздуха. Илья взопрел, отпихнул какого-то смуглявого от себя, тот огрызнулся.
– Слы, гумза, не драконь меня, а то ща я тебе клоуна сделаю, – задыхаясь от мгновенной ненависти, безголосо прошипел ему Илья.
Тот отшатнулся, затерся в толпу. Илья подышал. Вспомнил, как по-человечески разговаривать.
– А как думаешь, в жизни за такое не придется однажды заплатить? – набрал он отцу.
Поезд ухнул в туннель, связь пропала.
Замелькали ребра-спайки, застонал воздух, закачались как пьяные люди. Илья тоже качался – в пузыре: от него будто воняло, и люди съежились куда-то в стороны. Висел на поручне и клял себя за то, что написал это. Клял и ждал ответа от Петиного отца – жадно и со злым предвкушением.
На следующую станцию доставили ответ.
«ДА СКОЛЬКО МОЖНО ТО ОБ ЭТОМ! Я ДУМАЛ ТЫ УЖЕ НАКОНЕЦ ЗАБЫЛ О НЕМ!»
Илья расстегнул куртку. Потом совсем снял.
Прикусил губу.
– О ком – о нем?
– О студенте этом. Петя! Когда это было! Он, наверное, вышел уже!
Шатнуло, и Илья полетел на сидящих внизу. Они зафырчали недовольно, расселись, но он и не слышал, и не видел.
Петя? Правда это?
Долго не мог забыть?
«НЕ ХОЧЕШЬ ТЫ ЖРАТЬ ЗНАЧИТ ТЕБЯ СОЖРУТ! ТАК БЛЯ ЖИЗНЬ УСТРОЕНА! У НАС В УЧИЛИЩЕ В УССУРИЙСКЕ ТЕБЯ БЫ ЖИВО УМУ НАУЧИЛИ. НЕ ВАША АКАДЕМИЯ».
Значит, так.
– Ладно, – пожал плечами Илья. – Может, ты и прав. Все, батарейка садится.
Он стоял и глядел на этот люк издали. Мимо дохаживали свой день последние люди, рассаживались по красивым машинам, зажав телефоны между ухом и плечом, договаривались с любимыми на вечер. Гасли одно за другим окна, стоянка пустела. Но неподалеку еще работал ресторанчик, в витринах были выставлены сытые граждане, лениво шевелящие в тарелках еду и неслышно чокающиеся темным вином.
Рано приехал, но деваться некуда было. Зайдешь в этот ресторан – оставишь сразу рублей пятьсот только за воды попить. Это поездка на такси, а с порошком лучше на такси. Такой город, Москва: деньги вместо воздуха.
Три дня прошло. Целая вечность. Было или не было все пятничной ночью? За эти три дня стало казаться, что все сон. Илья мог и по нескольку часов о сделанном не вспоминать. Мог бы, если бы не телефон.
Но телефон был: значит, и все было.
Люк лежал надежно, как могильная плита.
Рядом стоял внедорожник, чуть не наехав на него задним колесом. Надо было дождаться, пока хозяин выйдет, уедет.
Зуб на зуб не попадал.
Из ресторанных витрин пропадали люди, машин почти не осталось; рабочие-таджики в зябких курточках сели в битую «Газель» и поехали пересыпать ночь в трешке на сто человек.
Илья почти что околел.
Ноги сами понесли к тому подъезду, где он Хазина резал. Сердце заскакало, хотя он совсем уже было его охладил. Было темно; Илья включил телефонный фонарик, стал досматривать пол: есть следы?
Там все было в меловых полосах – таскали, что ли, волоком сбитую штукатурку мешками. И как пудрой загримировали кровоподтеки. Где-то Илья углядел бурый развод: криминалисты быстро обнаружат, а у таджиков и своих дел хватает.
Но развод был. Значит, и все было.
Сполохами в углах замелькали пятничные кадры: вот тут Хазин ему ксиву в лицо совал, вот тут он присел, начал дырку рукой затыкать, вот телефон достал, звонить кому-то собрался.
Подступила тошнота. Все было, все.
Зачем он сюда вернулся?
Но и назад нельзя.