Тектология (всеобщая организационная наука). Книга 2

Он не был последние годы членом нашей партии. Он во многом — очень во многом — расходился с ней. Всем известно, что наша партия, партия «твердокаменных» — как называли ее иронически либеральствующие буржуа — не знает принципиальных компромиссов, не делает трусливых и гнилых идейных уступок и, будучи партией бойцов, бойцов сурового и прекрасного времени, не отличается расслабляющей волю и слащавой сентиментальностью. И не для того, чтобы замазывать наши разногласия и у гроба почившего беспринципно вести торговлю идеями, эклектически соединяя несоединимое, взошел я сейчас на эту кафедру. Я пришел сюда, несмотря на наши разногласия, чтобы проститься с человеком, интеллектуальная фигура которого не может быть измерена обычными мерками. Да, он не был ортодоксален. Да, он с нашей точки зрения был «еретиком». Но он не был ремесленником мысли. Он был ее крупнейшим художником. В смелых полетах своей интеллектуальной фантазии, в суровом и отчетливом упрямстве своего необыкновенно последовательного ума, в необычайной стройности и внутреннем изяществе своих теоретических построений Богданов, несмотря на недиалектичность и абстрактный схематизм своего мышления, был, несомненно, одним из самых сильных и самых оригинальных мыслителей нашего времени. Он очаровывал и зачаровывал своей страстью к теоретическому монизму, своими теоретическими попытками внести великий план во всю Систему человеческого знания, своими напряженными исканиями универсально-научного — а не философского — камня, своим, если так можно выразиться, теоретическим коллективизмом. В лице Александра Александровича ушел в могилу человек, который по энциклопедичности своих знаний занимал исключительное место не только на территории нашего Союза, но и среди крупнейших умов всех стран. Это — поистине редчайшее качество среди работников революции. Богданов с одинаковой свободой парил на высотах философской абстракции и давал конкретные формулировки теории кризисов. Естественные науки, математика, общественные науки имели в нем настоящего знатока, и он мог выдерживать бои во всех этих областях, как «свой человек» в любой из этих сфер человеческого знания. От теории шаровидной молнии и анализа крови до попыток широчайших обобщений «Тектологии» — таков радиус познавательных интересов Богданова. Экономист, социолог, биолог, математик, философ, врач, революционер, наконец, автор прекрасной «Красной Звезды» — это во всех отношениях совершенно исключительная фигура, выдвинутая историей нашей общественной мысли. Ошибки Богданова вряд ли когда-нибудь воскреснут. Но история, несомненно, отсеет и отберет то ценное, что было у Богданова, и отведет ему свое почтенное место среди бойцов революции, науки и труда. Исключительная сила его ума, бурлившая в нем, благородство его духовного облика, преданность идее заслуживают того, чтобы мы склонили перед его прахом свои знамена.

Наша партия не может не быть благодарна Богданову за те годы, когда он сражался — рука об руку с Лениным — в первых рядах большевистской фракции, этого зародыша великой партии коммунизма. Он прошел вместе с партией и во главе ее целый исторический период, период первых атак пролетариата, первых героических кровавых боев, получивших свое художественное выражение в заключительных страницах «Красной Звезды», которые с трепетом и восторгом читала наша революционная молодежь. Он оказал огромное влияние на целое поколение российской социал-демократии, и многие товарищи обязаны ему тем, что ступили они на революционный путь.

Богданов принадлежал к числу тех людей, которые в силу особых свойств своего характера героически сражаются за большую идею. У Богданова это было поистине «в крови»: он был коллективистом и по чувству, и по разуму одновременно. Даже его идеи о переливании крови покоились на необходимости своеобразного физиологического коллективизма, где отдельные сочеловеки смыкаются в общую физиологическую цепь и повышают тем самым жизнеспособность всех вместе и каждого в отдельности. В бытность Александра Александровича политическим борцом его большевистская теория не расходилась с практикой, и он был крупнейшим революционным организатором, подпольным работником и лидером партии. События, потрясшие мир, провели глубокую и трагическую борозду между ним и партией и обрекли его на политическую пассивность. Несомненно, что крупнейшее расхождение — гораздо более крупное, чем политические разногласия эпохи «впередовства», — стояло в связи с теоретическими ошибками Александра Александровича: можно сравнить его учение о культуре и необходимости предварительного культурного вызревания пролетариата с его политическим отношением к Октябрю, чтобы понять эту глубокую и интимную связь; можно протянуть эту ниточку к самым последним истокам богдановского мировоззрения, но это не входит сейчас в мою задачу. Факт остается фактом: Богданов удалился от партии и перестал существовать как политик.