Тектология (всеобщая организационная наука)

Но тут я нахожусь, должен сознаться, в гораздо более затруднительном положении. Дело в том, что… стыдно сознаться, но… я этой статьи не понял.

Она написана тем необыкновенно ученым стилем, который можно иногда встретить разве только в семинарских докладах студентов первых курсов и который, будучи недостаточно популярен для самих профессоров, заставляет их недоуменно вопрошать: «Да что вы, собственно, хотели сказать?» Не имея официального права задать такой вопрос почтенному автору, я, разумеется, усиленно старался понять. То, что мне удалось уловить, сводится приблизительно к следующему.

Тектология реакционна. Почему? Потому что она мешает революционной тактике пролетариата. Чем? Каким образом? Тем, что она «гносеологически приводит к отрицанию политического переворота, провозглашая его тектологическое безразличие» (стр. 91–92).

Где? Когда? Как? Откуда почтенный автор это вычитал? Как может тектология «гносеологически» приводить не только к такому безобразию, как «отрицание политического переворота», но к чему бы то ни было, когда она всякую «гносеологию» отрицает как схоластику? Где «провозглашается тектологическое безразличие переворота»? Непостижимо! Совершенно для меня ново! Или, может быть слишком непопулярно…

Тектология, далее, реакционна потому, что «тактика, вытекающая из организационной философии Богданова, не есть тактика революции. Тактика, вытекающая из организационных принципов теории Богданова, есть выработка „единства познавательных методов, разрывающего рамки специализации, дающего целостную, гармонически-стройную организацию общественного опыта“… Тактика пролетариата для Богданова заключается в выработке „мировой методологии“, которая должна „охватить человеческую и мировую активность“» (стр. 92, passium).

Разбери, господи! До сих пор я думал, что знаю, что значит слово «тактика». Очевидно, я ошибался. Согласно со всеми словарями я полагал, что тактика — это приемы текущей борьбы: тактика, например, парламентская, экономически-забастовочная, террористическая, военно-боевая и т. д. Я думал, что выработка мировой методологии может представлять программу, огромную научно-культурную программу. Оказывается, это тактика, конкурирующая с забастовочной, партизанской и т. п.

Ясно, что у нас с почтенным автором расхождение глубоко принципиальное. Из каких принципов я исхожу, читателю известно; почтенный же автор в своей критике исходит, по-видимому, из того принципа, который народная мудрость оформила пословицей: «В огороде бузина, а в Киеве дядя». О принципах не спорят. Воздержусь и я.

Критика тектологии, вероятно, нужна.

Если она должна быть, то ей необходимо прежде всего решить вопрос: возможна ли всеобщая организационная наука? Т. е. возможно ли научно исследовать и установить закономерность организационных процессов?

Если нет, то почему? Такой вывод, глубоко печальный для человечества, лишаемого им надежды научно организовать жизнь в целом, надо строго и точно обосновать.

Если да, то, конечно, можно поставить вопрос: хорошо ли выполняется дело закладки основ этой науки мною, его инициатором.

Если плохо, — критика должна указать, как же сделать это дело лучше.