В двадцать два тридцать мы сидели в фойе гостиницы "Центральная" и все еще разрабатывали стратегию и тактику "добычи интервью". Потом сочиняли записку Б.Г. Потом пытались передать, ее с кем-то из "Аквариума"("Попробую. Если получится"). А потом стояли у входа в гостиницу, уже ни на что не надеясь. И вдруг...
Человек в черном шел, прижимаясь к стене и, видимо, пытаясь проникнуть в "Центральную" незамеченным.
- Борис Борисович, можно Вас на минутку?
Темный плащ, черный берет, серьга колечком. Лицо небритое. Глаза усталые, но такие добрющие. И улыбка, теплая теплая.
- Извините, мы хотели бы договориться об интервью.
- Да. конечно. Завтра в районе часа.
- А где?
- Я живу в 419-м номере. Приходите.
Мы встретились с Борисом в дверях гостиницы. Вместе поднимались на лифте, вместе входили в номер.
В 419-м - "легкий беспорядок". Б. Г. извиняется, приносит пиво. Мы усаживаемся в кресла друг против друга. Борис надевает очки, кладет на стол пачку "Беломора" и...
- Борис Борисович, за столько лет популярности Вам, конечно, пришлось давать много интервью, отвечать на массу вопросов. Но, может быть, есть такие вопросы, которые Вам еще не задавали, но на них очень хотелось бы ответить?
- Не знаю... Может быть.
- То есть сходу Вы не можете сказать?
- Нет.
- Однажды я была свидетелем такого разговора, когда девушка говорила другой: "Я не люблю песни Гребенщикова, потому что я их не понимаю". В ответ прозвучало следующее: "Песни Б.Г. и не нужно понимать, их надо любить, наслаждаться... " А что Вы думаете по этому поводу? Вас лично устраивает такое восприятие Ваших песен - то, что их просто принимают, не понимая, - или Вы все-таки вкладываете в них определенный смысл, который бы хотелось донести до зрителя?
- Понимаете, я не очень соглашусь с тем, что меня, скажем (или кого-то из нас) нужно просто боготворить. Но понимать нас бессмысленно по очень простой причине. Та вещь, которую человек понимает, немедленно переводится в формулу, в алгоритм, во что-то еще. Алгоритм попадает в руки бойких кооператоров (своеобразный военно-промышленный комплекс), из него делается "бомба", которой грохается определенное количество сотен тысяч человек.
Поэтому любое понимание порочно по своей природе. Как замечал кто-то из древних, наш мозг - это такая же часть нашего тела, как, скажем, кишечник, или почки, или ноги. И почему мы позволяем себе, чтобы нашими действиями управляла одна из частей нашего тела в большей степени, чем другая?
Сознание - это инструмент очень ограниченный. Пикассо по этому поводу очень хорошо сказал. Когда его ученики накинулись на него с вопросом о том, как же понять его картины, он говорит: "Что вы все пытаетесь понять мои картины? Кто из вас пытается понять растущее дерево? Чего там понимать - оно растет и все. Относитесь так же к моим картинам.
О наших песнях можно сказать то же самое. Они есть. Их можно любить, можно не любить - это дело каждого. Они есть как факт. И тому, кто хочет на них настроиться, они могут что-то дать".
- Борис Борисович, когда слушаешь тексты Ваших песен, то создается впечатление, что Вы знаете какую-то вечную тайну жизни...
- Да. Знаю.
- В чем эта тайна?
- Понимаете, она словами не выражается.