Тель-Авивские тайны

Услышав шорох за спиной, она резко обернулась, словно ожидала нападения сзади, — и увидела меня. Лицо ее отразило крайнее смятение — она ведь не знала, что я здесь. А я тоже хороша: уставилась на нее в легком обалдении — я до того не замечала, какая она красивая. Я ведь никогда не видела ее в рабочей, так сказать, одежде — в платье с глубоким вырезом, с румянами на щеках и с подведенными глазами. Красота в ней была какая-то особая, — тихая, что ли, с первого взгляда не бросающаяся в глаза, — она раскрывалась медленно, проступая наружу из-под пленки обыденности, как переводная картинка.

Мы с ней постояли так секунду, пялясь друг на друга, а потом она вдруг шагнула ко мне, уткнулась носом мне в ключицу и заревела:

— Тетя Нонна, что я наделала! Что я наделала!

Смешно получилось, что она по старой памяти назвала меня тетей, эта здоровенная дылда, на полторы головы выше меня. Я не успела ничего ответить, потому что в кухню, вопросительно принюхиваясь, вбежал Женька:

— Вы что тут замышляете, девочки?

Дина выпрямилась — ей пришлось изрядно наклониться, чтобы поплакать на моей груди, — и, не взглянув на Женьку, молча вышла. Тогда он уставился на меня — наверно, ждал от меня ответа, но я разыграла полную невинность и, как ни в чем не бывало, стала насыпать кофе в чашку. Может, Женька продолжал бы допытываться, о чем мы с Диной шептались, но тут притопал Тамаз, запер на засов дверь в спальни и начал устраивать себе постель на раскладушке у порога. Он всегда спал там в мои рабочие часы и даже вой пылесоса не мог его потревожить.

— Иди спать, Женька, — сказал он, уминая подушку, — хватит суетиться.

Женька еще пару секунд глядел на меня испытующе, пытаясь оценить степень нанесенного ему ущерба, но мои глаза были прозрачны и чисты — я ведь недаром говорю, что хранение тайн стало моей второй профессией. Он понял, что ничего от меня не получит, — в его деле быстрое понимание — залог успеха, махнул рукой, — ладно, дескать, давай забудем! — и пошел спать в контору.

Все заснули, а я взялась за свою дорогую швабру и тут же выбросила из головы Дину и ее драму — мне было, о чем подумать. Я совершенно не представляла, как может разрешиться моя семейная драма, сильно напоминавшая детскую задачку про волка, козу и капусту в одной лодке.