Телефон звонит по ночам

Из нарядной вышли вместе – Величкин, Забазлаев и Угаров. Саша был взволнован. На востоке кровля бунит, говорил он. Он слышал это сам. Только что. Своими ушами. Он простукивал ее, как врач. Вместо звона получался глухой притуплённый стук.

Павлик говорил, что Саше просто показалось.

– Я же просил тебя: не тревожь людей попусту.

– Шахтер должен знать все, – сказал Саша. – Во всяком случае все, что знаем мы.

– Зачем? – Забазлаев стоял, спрятав руки в карманы брюк, покачиваясь с носков на пятки. – Чтобы шахтер не работал, а руками подпирал кровлю? Ты-то вылез сейчас из шахты, а ему туда лезть…

– Ладно спорить, – сказал Угаров. – Сдам наряд и пойду в шахту. Сам постучу. Проверю.

– Проверь, – сказал Саша. – Может быть, у меня мираж. Игра воображения. Но я, как главный инженер, обязан…

– Один дрессировщик ушел от жены, а на суде говорил: «Я оставил ей львов».

Павлик часто перебивал собеседника какой-нибудь чепухой. Это означало, что разговор ему надоел.

– Иди ты к черту, – сказал Величкин.

Стах пошел в душевую. Навстречу ему валил народ, уже переодетый для спуска под землю. С самоспасателями через плечо и аккумуляторными лампочками, укрепленными на плоских шахтерских касках. У некоторых лампочки были зажжены и тускло светились в ярком свете дня. Это был непорядок, – их следовало зажигать уже под землей, чтобы они не погасли в шахте до времени. Поэтому, увидев начальника подземного участка, шахтеры гасили их. Прошагал гидромониторщик Данила Колядный, докуривая на ходу папиросу. Колядный – хороший бригадир. На него можно надеяться. А к Басюку надо зайти на всякий случай. Что, если правда корж? Там ребята горячие. Молодежь. Скоростники. Молодым несвойственна осторожность. Может быть, поэтому по статистике большинство увечий и травм в шахтах падает на молодых?

Угаров переоделся в душевой, отведенной для начальства. Здесь было тихо, пусто. Возле кабинок стояли купальные «туфли» – деревянные подметки, каждая примерно сорок пятого размера, с тряпичной перепонкой.

Было большое зеркало, в которое смотрелась в основном уборщица Фрося, шкафчики для спецовок и стол, накрытый для чая, с кружком лимона в каждом стакане. «Опять кого-то ждут», – подумал Стах.

Он переоделся. Переменил белье. Намотал на ноги байковые портянки. Переодеваясь, он думал о Павлике и Саше.

«Саше показалось, что кровля бунит, – думал он, – потому что он слишком долго был под землей».

В Гукове Сашу чуть не придавило. С тех пор он побаивался шахты, хотя самому себе не хотел сознаваться в этом.

«Так бывает с хорошими пловцами, – думал Стах. – Кто однажды тонул, предпочитает плавать возле берега».

Саша был не таков. Он спускался в шахту чаще и охотнее других, как бы желая этим победить себя, осилить страх. Он читал книги физиолога Павлова об условных рефлексах. Он верил в силу воли, которая может уничтожить, «разорвать» любой рефлекс.

Они столкнулись в дверях душевой.

– Пошел? – спросил Саша.

– Пошел, – сказал Стах.

– Проверь как следует, – сказал Величкин.

– Будь спокоен, Сашок.

Угарову хотелось, чтобы Саша оказался прав. Но он был уверен в том, что опять прав будет Забазлаев. Может быть, Саша слишком осторожен. Но лихачество еще хуже. У Павлика его хоть отбавляй.

Угаров спустился в шахту. Забой Басюка был в вентиляционном штреке, у самой границы шахтного поля.

Стах шагал по деревянным мосткам, уложенным вдоль рельсов электровоза. В резиновых сапогах, в брезентовой куртке, с самоспасателем в металлической коробке, похожей на солдатский котелок, и со светильником, перекинутым через плечо, он шагал размеренно, как ходят под Землей. Шел, и свет, направленный его рукой, тянулся в темноту, опережая его, прыгал по стенам солнечным зайчиком, проникшим на глубину в восемьдесят метров; выхватывал из темноты то деревянную стойку, то знак маркшейдерского пикета, то высоко подвешенный, идущий по стойкам кабель.

И снова вокруг смыкался мрак. Знакомый запах, похожий на тот, какой бывает в старых погребах, – запах сырости, угольной пыли и тлена щекотал ноздри. Была тишина, и слышно было, как потрескивают стойки под тяжестью породы.

На обычных шахтах под землей толчется много народу, а здесь, на гидрошахте, в смену уходит под землю всего пятьдесят человек. Пятьдесят человек на все подэтажи, печи, штреки, на восток и запад. Остальное за человека делает здесь вода. Она смывает уголь, и поднимает его на поверхность из глубины, и мчит по пульповоду на фабрику.

Когда-нибудь человек выберется из-под земли совсем, думал Стах. Весь подземный труд будет механизирован. Но на наш век еще хватит. Когда-нибудь машины будут делать это лучше и точнее. Они не будут ошибаться и не будут спорить между собой.

Вчера давали аванс, и Павлик затащил его к себе. Посидели по-холостяцки, распили бутылку горилки с перцем. Закуска – колбаса, огурцы – была разложена на газете, и все это живо напомнило студенческие годы, общежитие, стихийные кутежи в день стипендии.

Павлик сиял с гвоздя гитару, и они спели не очень в лад свою, студенческую. Оборвав на половине припев, Павлик спросил: